Патрициана - стр. 21
Намэ Савен — последняя настоящая намэ, попавшая в плен в первый же день войны.
Норэну эта легенда казалась романтичной и злой. Он не верил в любовь, потому что к тринадцати годам — когда его отправили в бой в первый раз — ни разу её не встречал. Но он понимал, что значит отдать ради одного единственного человека всё.
Когда он только оказался в плену, Норен думал с тоской, что у него не найдётся по другую сторону никого, кто стал бы так же искать его. Он не видел в своей жизни ничего, кроме войны. Не знал никого, кроме братьев по саркару, идущих с ним в бой плечом к плечу.
Теперь, когда время потеряло счёт, он думал, что если легенда о двух намэ и правдива, то Савен давно уже сошла с ума.
К тому времени, когда Норен попал в плен, война длилась уже двадцать лет. «Никто не выдержит двадцать лет в этом Аду», — так думал он, пытаясь уснуть.
С того момента, как Норен согласился выполнить приказ своего нового господина, он по крайней мере получил возможность смотреть, как сменяются день и ночь. В бараках для гладиаторов под потолком тянулось одно единственное на все блоки продолговатое окно. В него заглядывало солнце, перед тем, как должен был начаться бой.
Сейчас в окошко смотрела луна, и возможность смотреть на неё самую малость смягчала боль.
Ему почти нравилась арена, куда энтари приходили смотреть, как он убивает других энтари. Где, пусть на забаву, но он мог убивать своих врагов.
На рассвете пришли подручные Луцио. Пару раз пнули его сапогами, окованными железом, и отошли, тихонько переговариваясь о чём-то. Норен не заметил, как снова остался один.
***
Прежде чем занять своё место в ложе, Лемера обошла вестибюль и поздоровалась с каждым, кого видела хоть раз в жизни. Для каждого у неё нашлась улыбка, а некоторым она даже оказывала честь, протягивая руку для поцелуя.
Санта не было, и она позволила себе задержаться чуть дольше. Юный энтари с рубином на лбу постоянно подмигивал ей, и Лемера выкроила минутку, чтобы подойти ближе. Она опустила в его ладонь надушенный платок и скользнула прочь, к выходам из амфитеатра.
Едва она успела отвернуться и сделать несколько шагов прочь, как наткнулась взглядом на расположившихся на скамьях вокруг подноса с закусками братьев Флавиев. Сколько Лемера знала их, не могла понять, как двое чистокровных энтари могут настолько напоминать боровов. Большинство представителей высшей расы обладали яркой внешностью, грациозными повадками и фигурой, которая в самом худшем случае выглядела просто худощавой. Можно было упрекать их в жестокости и бессердечии, но в уродстве и вульгарности — никогда.
Эти же двое, хотя и хранили не самую драгоценную руну — им покровительствовал Гермес — даже для восьмой патрицианской семьи были слишком страшны на лицо. Лемера поспешила отвернуться от них и направилась прочь до тех пор, пока они не проявили к ней излишний интерес.
У самой двери её остановили уверенные горячие руки. Мужчина был абсолютно невоспитан. Лемера развернулась было, чтобы влепить ему пощёчину, но тут же расплылась в улыбке.
— Артемис, это вы?
Артемис был сыном виноградаря Албацо. Оба происходили из старой, исконно римской семьи. Одной из тех, что имела влияние ещё до прихода энтари. И, пожалуй, последней из тех, сохранившей влияние до сих пор.