Пасть дракона - стр. 12
Колосов набрал повод.
– Ну что? Промнемся?
Конь, послушный поводу и шенкелям, сразу же перешел на рысь, но, поняв, что этого для седока мало, понесся галопом. Колосов пригнулся к гриве, привстав на стремена.
Лишь за полкилометра до родника Колосов осадил коня, и тот, погорячившись немного, успокоился. Пошагал привычно, словно не было только что никакой бодрой скачки. Сам повернул на отвилок, который уводил в расщелок, где на уютной полянке журчал тот самый Студеный родник, выбиваясь из-под валуна, обхваченного как щупальцами осьминога, корнями арчи.
За сотню метров до родника Колосов спрыгнул с коня и повел его в поводу, как и положено поступать истинным кавалеристам, любящим боевого друга. Сержант повторил это, хотя и не одобрил. Они так не поступали. Зачем? Велика ли ноша для коня – всадник? Галопом не скачи до последних метров, это верно, а шаг разве запалит коня?
– Принимай нас пограничный ресторан! – с радостным возбуждением воскликнул Колосов, подходя к роднику. Он лег, опершись руками о корни, и припал к воде. Сделал несколько глотков и:
– Нарзан! Лед! Зубы ломит.
Сержант не отозвался на восторг капитана: он деловито вытаскивал из переметок консервные банки, хлеб, таганок и сухой спирт, чтобы разогреть завтрак и вскипятить чай. Расставив все это на траве, насыпал в торбы овса и надел их на морды коней – пусть тоже заправляются. Привычно для него это место, здесь они всегда останавливаются, когда высылаются дозором в тыл участка, к чабанам. Это когда первый раз, тогда другое дело. Но сержанту все же не совсем было понятно то, что капитан вел себя так, словно он знал здесь все. И на отвилок свернул без колебаний, и вот теперь назвал ключ пограничным рестораном. Серов капитану, что ли, сказал? Вряд ли. Тот не знает, должно быть, как именуют солдаты Студеный ключ. Не выдержал все же, спросил:
– Кто вам, товарищ капитан, про родник сказал?
– Никто. Так его называли, когда я срочную здесь проходил. Говорили тогда, что давно окрестили рестораном эту вот прелесть. Так-то, земляк.
– Вы тоже с Предуралья? – спросил Уржанцев, вовсе не удивляясь осведомленности капитана: у начальника заставы узнал.
– Рядом со Свердловском моя деревня.
Лицо сержанта заметно подобрело, не стало столь официальным. Выходит, по всем статьям «свой» гость-капитан, который приехал разбираться, как строго предупредил начальник заставы, разбираться по факту самоволки, значит, начнет непременно вникать во все мелочи и придираться, поэтому ему нужно показать все лучшее, что есть на заставе. Сержант даже хмыкнул, вспомнив тот наказ: что показывать, ловча, человеку, который солдатскую лямку от звонка до звонка тянул? Грех темнить с ним. Сержант твердо решил говорить со «своим» капитаном совершенно откровенно.
Колосов взял тем временем ломоть серого хлеба, посолил его круто и вздохнул.
– Еще бы луковицу. Прелесть.
– Вот банка с тушенкой. Вкусней. Да и сытости куда как с добром.
– Привычка, брат. Мясо в детстве мы только по большим праздникам видели, а я с пятнадцати лет в поле мужиковал. Хлеб с луком – вся еда наша. Мяса наелся только здесь, на этой вот заставе. К пайку – охотились старшина с избранными. Дичи здесь много. Тут я однажды медведя завалил. До сих пор стыдно.
– Отчего стыдно?
Колосов заметил, что сержант смотрит на него с любопытством, явно хочет узнать подробности. Впрочем, кто из пограничников откажется послушать рассказ о каком-либо случае на границе? Не найти такого. Колосов и сам всегда с удовольствием слушал такие рассказы, порой не веря, что так могло произойти, но впоследствии убеждался, что все это именно так и происходило, как рассказывали, и он сделал для себя вывод: на границе, как и на охоте, такое иной раз случается, самому потом не верится. Колосов посмотрел на часы, прикидывая, достаточно ли времени, чтобы рассказать о случае, какой с ним произошел, и чтобы поговорить еще и о Воронцове. Начал рассказ.