Падение - стр. 8

Я не смогу видеть её каждый день.

Это, блядь, просто запредельно.

Знаю это, башкой своей тупой понимаю, но всё равно стою возле её дома, не вразумляя, какого хрена здесь забыл.

Наверное, хочу посмотреть в её лживые глаза ещё раз. Сказать, как ненавижу всё, что с ней связано. Как меня бесит её запах ― приторно―сладкий, ванильный. И эта непорочная невинность, которую она из себя корчит. Но вместо этого просто стою и смотрю в её окно, как гребаный сталкер.

Серьезно?

В кармане брюк настойчиво вибрирует мобильник. Кажется, уже не в первый раз. Зажимаю губами сигарету и достаю его, задницей зная, чье имя прочту. В голове ― кавардак. На экране короткое ― Вика. Не хочу отвечать, но приходится, иначе вечером закатит целую истерику, вопя, что я, дерьмо, не ценю её переживаний обо мне и вытираю о её чувства ноги. Только вот я никогда и ничего Яновской не обещал. У нас секс по обоюдному, и на этом всё. Никаких конфетно―букетных, ночевок друг у друга и прочих романтических соплей. А она, видимо, до сих пор верит, что… что? Изменит меня?

― Да.

― Ты где?

― Гуляю.

― Тебя не было на парах. ― и так и слышу между строк это её любимое «почему?», в котором от спокойной Вики до психованной всего один неверный ответ.

― Нужно было сделать кое―что.

Её закономерное «что?» застревает где―то посередине. Яновская молчит, потому что знает, что даже если спросит, я не отвечу. Никогда не отвечаю. Границы всегда были моим единственным условием. Я честно сказал ей обо всем десять месяцев назад, когда она ещё не знала меня. Сказал, что не способен на нежность и прочую амурную ерунду. Во мне слишком много неприкрытой злости. Я весь ― насквозь ― пропитан ненавистью к ней.

Такие люди априори не способны на любовь.

― Я приеду сегодня?

― Я сам, ― отвечаю, потому что не хочу её дома. Чтобы она трогала мамины вещи не хочу. Чтобы хозяйничала на её кухне. Её запах там не хочу. Потому что в квартире до сих пор пахнет маминым парфюмом. Её комната и подушки в гостиной ― особенно. И я бы предпочёл и вовсе Яновскую не видеть, но понимаю, что мне это нужно. Отвлечься от маминых похорон, а ещё от Гладковой, с которой я теперь вынужден буду учиться.

А Вика неплохо умеет отвлекать.

― После работы только, ― добавляю, но она и не спорит. Рада и тому, что увидимся. А я надеюсь, что не будет делать мне мозг, потому что нахлебался за сегодня. Боюсь, не вывезу, взорвусь как осколочная граната, расхерачив всё на километры вокруг. Снова.

После разговора с Яновской тушу сигарету и забираюсь в тачку. Решаю свалить от этого дома как можно дальше и больше никогда около него не появляться. А ещё ― больше никогда не думать о Гладковой. Хватит. Баста. Мозг итак превратился в вязкую липкую кашу, которую мне теперь неясно, сколько расхлебывать. Пора брать себя в руки.

Пока еду на смену, набираю Федьку, чтобы заехал после.

Я работаю грузчиком в маленькой местной конторке, которая, однако, пользуется довольно большим спросом. Заправляет там всем Иваныч ― старый друг моего деда. Он заботился о нас с мамой с тех пор, как дедушки не стало, продолжает заботиться и теперь. Я многим обязан ему. Это он нашел для мамы хорошую клинику. Он договорился с директором ВАОН, взявшим меня без предварительной оплаты, но со сданным на «отлично» экзаменом.