Падение - стр. 19
[1] Технический фол ― фол, не вызванный контактом с соперником. Объявляется за неспортивное поведение: неуважительное обращение с игроками соперника, судьями или комиссаром матча, оскорбительные или провокационные жесты, задержка игры, выход на игровую площадку без разрешения судьи.
[2] ― отсылка к советскому мультфильму про доброго кота Леопольда, который при каждой встрече с хулиганскими мышами, пытающимися ему напакостить, всегда говорил: «Ребята, давайте жить дружно».
6. Глава 6
Антон
Что для вас старый автохлам?
Для меня ― больше, чем слово.
Сколько себя помню, кайфую от старых запчастей, запаха машинного масла и звука заводящегося движка. Мне уже лет с пяти не нужно было этих нелепых пластиковых машинок (хотя старые модели я собирал), я просто шел в дедушкин гараж, забирался в потрепанный салон его бежевой волги и представлял, что покоряю на ней мир.
Миша моего увлечения не разделял. Хотел, чтобы я, как и все мальчишки в моем возрасте, гонял по двору мяч, выбивал сотки и мечтал полететь в космос. А я хотел возвращать к жизни машины. Вот так блядь просто, понимаете?
Мама говорила, что я сильно скучаю по дедушке. Скучаю. До сих пор. Его не стало, когда мне исполнилось семь. Ещё так мало, но клянусь, тепло его рук, его голос и запах до сих пор у меня в голове. Его улыбающееся лицо даже через столько лет отчетливо стоит перед глазами. Мне даже фотографии не нужны ― я просто помню.
И мне бы, не знаю, учебой заниматься, чтобы окончить гребаную Школу и заиметь профессию, как того хотела мама, но вместо этого, часами торчу в гараже, понимая, что только он сейчас помогает мне не свихнуться. Не покатиться по наклонной. Ковыряясь под капотом, я представляю, будто мне снова пять, и боль от потери мамы уже не кажется такой невыносимой. Лучше ведь перебирать движки, чем бухать где―то в подворотне, да?
― Эй, охладиться не хочешь?
Когда выглядываю из―под машины, Федька бросает мне жестянку.
Мы с ним составили весьма неплохой тандем.
Я занимался реставрацией, а он приносил мне пиво и пиццу, зная, что я забываю есть. После смерти мамы особенно.
― Опять пепперони?
― Не бузи, на этот раз курица с барбекю, ― усмехается, плюхаясь в кожаное кресло, которое немного позже перекочует в салон волги.
― Не заляпай, а то голову оторву.
Когда Градский дает честное слово, плюхаюсь рядом, дергаю за кольцо на банке и делаю глоток. Пиво льется по горлу дестабилизирующей прохладой, и уже через несколько минут впадаю в какой―то коматоз. Не знаю, просто вдруг становится всё по барабану. Не хочется ни говорить ни о чем, ни думать. Разве что о том, что дедушка безумно хотел покрасить волгу в бордовый, а мама смеялась и говорила, что белый подойдет куда больше.
― Знаешь, Тох, вот каждый день на твою ласточку смотрю, но всегда будто в самый первый. Ты такую адскую работу проделал, не верится даже, что ещё семь лет назад этот ГАЗ был грудой бесполезного металла.
Но не для меня.
Я всегда видел в этой «груде» нечто особенное. Из―за дедушки или сам по себе, не знаю, но факт и по сей день оставался фактом. Я верил ― нет, знал, ― что смогу вдохнуть в старенькую бежевую волгу жизнь. И всё сделаю, чтобы она снова дышала.
― Эй, а это не Соня там?
― Чего? ― показалось даже, что ослышался.
― Соня, ― повторяет Федька, ― у твоего дома.