Падение империи - стр. 6
«В Париже между журналистами происходило междоусобие, образовались два враждебных лагеря: одни превозносили Наполеона, называли его „необыкновенный человек“ и написали в честь него акростих „Бонапарте“. В первом стихе сравнивали его с Брутом, во втором с Октавием; в третьем с Нумою, основавшим религию на политике; в четвёртом с Аннибалом, перешедшим через Альпы; в пятом с Периклом, в шестом с Александром Македонским, завоевавшим весь свет; в седьмом с Ромулом, основавшим Рим; в восьмом с Питом, прославившим царство своё милосердием.
Девятая строчка содержала в себе слова: „Это всё соединено в одном герое“. Льстецы называли его L’image ole dieu vivant – образ живого Бога. В катехизисе, изданном по повелению Наполеона, говорилось, что „не любящие Наполеона подвергаются вечному осуждению“.
Тогда же была составлена эпиграмма: „Возьми кровь Робеспьера, кости Тиберия, череп Нерона – и выйдет Наполеон“.
По свидетельству А. К. Ленкура, присутствие Наполеона в Париже успокаивало всех, вызывало изумительную активность.
Всё организовывалось, всё создавалось как бы по волшебству. Миллионы собственной казны императора и особого фонда были извлечены из погребов Тюильри и взаимообразно предоставлены государственному казначейству». Успокоив встревоженное население и сановников, Наполеон направил всю свою энергию на создание новой армии. 11 января сенат предоставил в распоряжение императора 350 тысяч человек, а когда Пруссия объявила войну Франции – ещё 180 тысяч.
С союзниками (Австрия, германские государства) было плохо: они не хотели больше давать сюзерену свои войска. Баварский король на очередное требование солдат и офицеров разразился гневной тирадой:
– Я должен отправить ещё людей этому ненасытному человеку, который приносит их в жертву своему честолюбию! Нет, я больше никогда не буду посылать ему подкрепления!»
Австрия всё увереннее заявляла о своём желании освободиться от тягостного ей союза с Францией (точнее, подчинения ей) и сыграть роль посредника в предстоящем мирном урегулировании между Россией и Францией. Император Франц не скрывал своей радости по поводу поражения Наполеона:
– Пришло время, когда я смогу показать императору французов, что я такое!
Но открытое неудовольствие австрийского монарха гегемонией Франции ещё прикрывалось внешним раболепием. «Депутации стали прибывать из всех концов страны, но также из ближайших городов империи: из Рима и Милана, Гамбурга и Амстердама.
Высказывавшиеся ими уверения в верноподданнической преданности сдерживались единственно рамками, возможными для человеческого языка» (В.М. Слоон).
Конечно, Наполеон понимал, что в отношениях с союзниками наступил кризис и удержать их в покорности будет трудно. Ещё на заснеженных полях России он изрёк:
– До 6 ноября я был властителем над Европою, им я быть перестал.
«Каждый делился едой, питьём и сердцем»
В конце 1813 года вышла книга «Наполеон и французы в Москве», на странице 159 читаем: «1 января [13 января по новому стилю] российская гвардия, предводительствуемая Государем, Цесаревичем и Великим Князем Константином Павловичем, в личном присутствии самого Государя Императора, из местечка Меречи, где Его Величеством выслушана божественная литургия и принесены тёплые молитвы Богу, коего щедротами истреблён и уничтожен враг, перешла границу Вместе со вступлением поляков на реку Неман музыка заиграла, ура многократно повторялось в воздухе, и знамёна Русского Царя начали развеваться в герцогстве Варшавском».