Падение империи - стр. 7
Александр подталкивал Кутузова к активным действиям: «Поверхность наша над неприятелем, расстроенным и утомлённым, и вообще положение дел нынешних требуют всех усилий к достижению главной цели, несмотря ни на какие препятствия. Никогда не было столь дорого время, как при теперешних обстоятельствах, и потому ничто не позволяет останавливаться войскам нашим, преследующим неприятеля».
Получив царский рескрипт, Михаил Илларионович не спешил его исполнять, своё неподчинение царю объяснял так: «Впрочем, отдых Главной армии нимало не останавливает наших наступательных действий, ибо армия генерала Чичагова и корпуса графа Витгенштейна, генерала Платова, генерала Дохтурова и генерал-лейтенанта Санина продолжает действовать на неприятеля, а партизаны наши не теряют его из виду».
На 31 (19) декабря 1812 года в русской армии насчитывалось 62 432 пехотинца, 15 440 кавалеристов и 8 575 артиллеристов при 533 орудиях. Итого 85 447 человек, а с авангардами и отдельными отрядами – до 100 тысяч. Основные силы русской армии под командованием Чичагова двинулись в Пруссию, и 6 января части генерала Витгенштейна заняли её столицу – Кёнигсберг.
Царь сразу взял на себя миссию освободителя Европы от засилья Наполеона. Поэтому Кутузов дал Витгенштейну строгую инструкцию, по которой он обязывался следить, «чтобы войска наши были признаваемые жителями яко избавители, а отнюдь не завоеватели».
Пруссию защищали корпуса генерала Макдональда и Йорка! Последний из них 11 января подписал с генералом И.И. Дибичем договор о перемирии (Таурогенская конвенция) его корпуса с российскими войсками. Наполеон так оценил это событие:
– Мир казался мне очень возможным прежде от падения генерала Йорка. Теперь я больше о нём не думаю. Поступок Йорка вскружит русскому кабинету голову. Это великое политическое событие.
Крайне важной целью для русской армии была Варшава. Это направление прикрывал сильный австрийский корпус генерала Шварценберга. Эти войска в военных действиях 1812 года практически не участвовали и сохраняли свою боеспособность. Но, к счастью для русской армии, австрийцы и теперь не рвались проливать кровь за своего союзника и не спеша отступали к границам своего отечества. Возмущённому Евгению Богарне, командовавшему французскими войсками, Шварценберг так объяснял свою «тактику»:
«После страшных потерь, испытанных в эту кампанию, мне кажется, что главная цель, к которой надлежит стремиться в настоящее время, подчинить ей все остальные, – это беречь наличные войска со всевозможной экономией. Исходя из этой точки зрения, я думаю, что следует избегать боёв в открытом поле, так как они повлекут за собой только значительные потери, которые не могут окупиться сохранением нескольких миль территории в то время, когда покинуты уже обширные провинции».
Милорадович был уже в виду Варшавы. Князь Шварценберг просил его подойти ещё ближе, дабы иметь благовидный предлог очистить город. Когда желание было исполнено, он прислал сказать, что сдаёт Варшаву, но для чести войск своих и избежания всякого нарекания от своих союзников просит не признавать пленными находящихся в Варшаве больных воинских чинов, принадлежавших к разным державам, обращаться с ними человеколюбиво и не наказывать жителей, обнаруживших поступками и речами неприязненные отношения к России. Милорадович отвечал: