Падение империи - стр. 25
Так или иначе, император вышел из строя и почти шесть недель оставался под наблюдением врачей, а его маршалы в это время терпели одно поражение за другим: Ней – при Денневице, Макдональд – на реке Кацбах, Удино – при Гросберене, Вандам – при Кульме.
После неожиданного успеха при Кульме участники конгресса в Праге предоставили Наполеону результат новых совместных переговоров между союзниками. В дополнение к прежним требованиям они выдвинули два новых условия. Первое – отказ от прежнего влияния Франции в Италии и возвращение захваченных итальянских территорий. Второе – отказ от французского влияния в Германии и возвращение немецких территорий. Император по поводу этих предложений заявил:
– Конечно, подобные предложения по своей сути и при нынешнем развитии событий являются более чем приемлемыми, но где гарантии их искренности?
Своим советникам, ратовавшим за принятие предложений союзных держав, говорил:
– Если я откажусь от Германии, то Австрия будет только ещё более настойчиво сражаться, пока не овладеет Италией. Если я уступлю ей Италию, то она попытается вытеснить меня из Германии. Таким образом, одна сделанная уступка только послужит стимулом для того, чтобы добиться новых. От меня станут требовать одну уступку за другой, пока я не отправлюсь назад в Тюильри, откуда французский народ, разгневанный моей слабостью и обвиняющий меня в своих бедствиях, изгонит меня, и, возможно, вполне справедливо, хотя потом он сразу же станет добычей для иностранцев.
– Разве это не точное пророчество событий, которые последовали после вероломных деклараций Франкфурта?! – восклицал Лас Каз, биограф Наполеона.
Наполеон вообще по своей натуре не любил уступать, был человеком крайностей, поэтому закончил свои назидания весьма характерной для войны и правителя фразой:
– В тысячу раз лучше погибнуть в сражении среди ярости торжествующих врагов, ибо даже поражения оставляют после себя уважение к сопернику, когда они сопровождаются его благородной стойкостью.
Кстати. Все пишущие о Наполеоне уделяют особое внимание одному эпизоду сражения под Дрезденом – гибели генерала Моро. И этому есть ряд причин. Первая: Моро был талантливым военачальником, его противопоставляли Наполеону и надеялись на него. Моро действительно успел дать союзникам хороший совет не ввязываться в сражения с самим Наполеоном, а поодиночке громить его маршалов. Но самое главное, чем Моро подкупил российского самодержца, мы узнаём из его письма, отправленного в январе 1813 года русскому посланнику С. Дашкову:
«Это истинное несчастье для человечества, что низкий виновник всех бедствий один ускользнул от крушения, которому подверглась его армия. Он ещё может сделать очень много зла, ибо страх имени его придаёт ему великое влияние на слабых и злополучных французов. Я уверен, что он бежал из России, опасаясь столько же дротиков казаков, как и раздражения войск своих. Пленные французы в России должны быть против него в бешенстве и дышать мщением. Если бы значительное число сих несчастных согласилось, под моим предводительством, выйти на берега Франции, то я ручаюсь, что свергнут Наполеона».
Александр, лишившись Моро, впал в мистицизм и писал князю А.Н. Голицыну:
«Я бы хотел выгравировать золотыми буквами последнюю страницу вашего письма от 2 сентября, мой дорогой друг, и поместить её в сердце каждого истинного христианина. Именно так я рассматривал несчастное происшествие, случившееся с генералом Моро, и лучшим доказательством тому, какое я могу вам дать, служит то, что ещё из Праги я писал в Петербург, что горе нам, если мы вообразим себе, что дело решено, раз уж Моро с нами, – один только Бог, а не Моро или кто-то другой, может довести дело до благоприятного конца; на меня это происшествие, не считая горького сожаления о генерале как человеке, не произвело никакого действия, кроме того, что укрепило во мне веру, что Бог оставляет заботу обо всём за собой одним и что моё доверие к нему сильнее, чем ко всем Моро на свете. У нас дела продолжают идти великолепно. Весь Ваш сердцем и душой».