Падение империи - стр. 24
Ничего удивительного не было в том, что через некоторое время я приказал во время военной операции тому же артиллерийскому офицеру с теми же пушками и при схожих обстоятельствах дать залп одновременно из восемнадцати или двадцати пушек в группу офицеров, собравшихся вместе. В результате генерал Сен-При, ещё один француз, предатель, но человек не без таланта, занимавший командную должность в русской армии, был убит вместе со многими другими.
Ничто не является более губительным, чем одновременный залп из дюжины и более пушек в группу противника. От выстрела одной или двух пушек можно спастись, но от одновременного залпа нескольких пушек это почти невозможно».
К рассказу императора, по-видимому, следует добавить одну существенную деталь, опущенную им: во второй день сражения он чувствовал себя неважно, и это сказалось на конечном исходе битвы. Слоон сообщает следующее по этому поводу:
«Наполеон весь день просидел перед костром в какой-то странной апатии, по-видимому, с начинавшимся у него расстройством желудка. В шесть часов Наполеон убедился, что сражение кончено, и, сев на коня, апатично поехал рысью во дворец, причём дождь струился потоками по традиционной его шляпе и серому походному сюртуку».
Если верить капитану Куанье, то в ночь с 27-го на 28 августа во французском штабе знали как нельзя лучше, что неприятель разбит наголову Удивляясь, что Наполеон не принимает никаких мер к тому, чтобы воспользоваться победой, офицеры в товарищеской беседе друг с другом честили своего императора на чём свет стоит. «Этот… погубит нас всех», – говорили они, приправляя свои слова нелестными эпитетами в адрес Наполеона.
Если верить самому великому полководцу, то с ним близ Тирны сделался странный приступ рвоты, заставивший его в этот роковой день положиться во всём на других. Тем не менее, сопоставляя все имеющиеся сведения, приходится заключить, что болезненное состояние императора не играло на самом деле такой существенной роли и что с чисто военной точки зрения французские офицеры имели полное основание его проклинать. Наполеон как будто умышленно воздержался от уничтожения австрийской армии в надежде, что его тесть в благодарность за такое снисхождение отречётся от коалиции и возобновит с ним союз.
Весь образ действий такого гениального полководца, как Наполеон, представляется в данном случае до чрезвычайности странным. Он мог нанести во второй день боя страшный удар союзной армии, но вместо того ограничился только разгромом одного её крыла и после второго дня не распорядится сколько-нибудь энергично преследовать отступающего врага.
Даже и на третий день преследование производилось только для вида. Действительно, Наполеон, начав приводить свой план в исполнение, впал тотчас же в состояние какой-то загадочной усталости и апатии. В продолжение всего боя он находился в таком состоянии, из которого слегка пробудился, лишь когда ему донесли, что Моро смертельно ранен. Причины этой апатии могли быть физического или же нравственного свойства, но ещё вероятнее, что они сводились главным образом к ошибке в политических расчётах.
Словом, известный историк полагает, что Наполеона бес попутал: завершить Дрезденское сражение полным разгромом армии Шварценберга помешало упование на тестя императора Австрии Франца.