Оттепель. Действующие лица - стр. 17

Так сказано было ею на партийном собрании 1 октября 1957 года, и больше, изуродованная, – как говорит Е. Шварц, – «одиночеством, свирепыми погромами в Союзе писателей»[63], А. уже никогда не вольничала. Писала благонравные лирические стихи и статьи о поэзии, много переводила едва ли не со всех, какие бывают, языков, получала ордена к знаменательным датам, выпустила уже в 1980 году книгу мемуаров «Тропинка во ржи» – вполне содержательную, однако столь оглядчивую и оскопленную, что злые остроумцы тут же назвали ее «тропинкой во лжи»…

Никаких недостойных поступков за А., впрочем, не числится. Но отважных не числится тоже, и в дневниках современников зафиксировано, как последовательно А. отказывалась поставить свою подпись под письмами и протеста против реставрации сталинизма[64], и в защиту А. Синявского и Ю. Даниэля[65], и в поддержку солженицынского обращения к IV съезду писателей.

Еще одна, – вспомним формулу А. Белинкова, – сдача и гибель советского интеллигента? При желании можно и так, конечно, сказать. По крайней мере, бескомпромиссная Л. Чуковская эту стратегию непротивления злу расценила именно как постыдную капитуляцию, и ее открытое письмо А., ставшее памфлетом «Не казнь, но мысль. Но слово» (1967), разделило фрондирующих интеллигентов на сознательных борцов с режимом и соглашателей, пусть даже вынужденных и не сделавших в своей жизни ничего предосудительного[66].

Однако ведь и жизнь состоит не только из подвигов. Поэтому, – вернемся к сказанным тоже по другому поводу словам Е. Шварца о судьбе А., – «что у нее творится в душе, какие страсти ее терзают, какая тоска – не узнает никто и никогда. ‹…› И стихи ничего не говорят и не скажут»[67].

Что же до личной жизни поэта, то она омрачена несчастьями: в 1956 году застрелился А. Фадеев, в 1974-м от рака крови умерла ее старшая дочь Татьяна, в 1991-м покончила с собою младшая дочь Маша, в 1990-м ушел из жизни И. Черноуцан, ее муж в последнее десятилетие. И погибла сама А. трагически нелепо: по неосторожности упала в глубокую канаву рядом со своей дачей в подмосковном Мичуринце и не смогла оттуда выбраться.

Е. Евтушенко вспоминал, что Хрущев, будучи уже в отставке, просил его «передать извинения всем писателям, с которыми он был груб, и первой из них – Алигер, с запоздалой прямотой назвав свое поведение „вульгарным и бестактным“»[68].

Извинение действительно опоздало – на жизнь, которая прошла так, как прошла. «Мне рассказали, – записал в дневник критик И. Дедков, – что незадолго до смерти Маргарита Алигер говорила – „я чувствую, что меня нет и будто я не жила“. О чем это она пыталась сказать? О жизни, которая уходила и теперь казалась призрачной? Об ощущениях старости? Я думаю, она пыталась сказать о новом насилии над – не только ее – общей жизнью. Над жизнью ее поколения. И других поколений»[69].

Соч.: Тропинка во ржи: О поэзии и поэтах. М.: Сов. писатель, 1980; Собр. соч.: В 3 т. М.: Худож. лит., 1984.

Лит.:Огрызко В. Несчетный счет минувших дней // Литературная Россия. 2015. 23 февраля.

Больше всего на свете А. мечтала, кажется, прожить жизнь обычной женщины. И это вроде бы получалось. Во всяком случае, она закончила обычную среднюю школу (1943), исторический факультет Московского университета (1949), тогда же вступила в партию и после аспирантуры в Академии общественных наук защитила кандидатскую диссертацию на вполне по тем временам тривиальную тему «Развитие передовых традиций русского реализма в советском романе» (1954)