Отстойник душ - стр. 27
– Именно, – подтвердил Кошко, и выражение его лица стало еще более угрюмым. – Но по секрету тебе скажу, не нравится мне все это: ответственность огромная, а полномочий – шиш, вдобавок у нас и других дел по горло, а Джунковский ведет какие-то свои игры и мешает всем работать.
– И каковы наши действия?
– Мы установили негласный консенсус, что следственная группа будет представлена нашими помощниками: от охранки – Штемпелем или Монаховым, если Борис Александрович занеможет, от градоначальства – вице-губернатором, от нас будешь ты, тем более сам был непосредственным участником «инцидента», а также помогал изловить злодеев. Сильно выпячивать сыскное не надо, но поприсутствовать на всех допросах придется!
– Есть! То есть в группу войдут почти все те же лица, бок о бок с которыми я провел последние полгода? Кроме разве Двуреченского…
– Ты опять?
– Нет, я понимаю, что он болен.
– Тебе бумагу показать? – впервые вышел из себя Кошко. – Иди сюда, Ратманов! Вот, смотри! – и он достал из стола какой-то документ с печатью. – Официальное больничное свидетельство на имя Викентия Саввича Двуреченского! Увидел? Усек? Вопросы есть?
Попаданец хорошенько рассмотрел фразу «выбыл по болезни на 10 дней». Каких-то дополнительных подробностей в бумаге не приводилось. И нельзя сказать, что Георгий был этим полностью удовлетворен, но появилась хоть какая-то ясность.
– Спасибо, Аркадий Францевич!
– За что?.. Иди. Работай!
– Служу Его Императорскому Величеству!
Разумеется, больничное свидетельство не снимало всех вопросов относительно состояния Двуреченского. Тем более что Ратманов неплохо знал этого пройдоху. Неужто действительно занемог? Или же хитрый заместитель Кошко в очередной раз нашел способ избежать ответственности? Чтобы это проверить, Ратманов решил нанести визит старому знакомому.
После того как в начале года сгорел дом Викентия Саввича на Чистых прудах, тот обитал в доме на Моховой. Уже совсем скоро Георгий отпустил извозчика, поднялся по ступенькам и постучал в дверь нового жилища коллежского секретаря. Открыл не Викентий Саввич, но знакомый дворник Филипп. Столь же хмурый, как и Каллистрат, с одной только разницей – этот, второй, по-видимому, недолюбливал Ратманова.
– Добрый день, Филипп! – поздоровался Георгий, стараясь вести себя непринужденно. – Я пришел проведать Викентия Саввича.
– Хозяин в отъезде, – отрезал дворник, не проявив ни капли учтивости.
– Неужели? – почти удивился Ратманов, хотя от «хозяина» можно было ждать чего угодно. – А когда он вернется?
– Не знаю, – буркнул Филипп, готовясь захлопнуть дверь перед носом полицейского. – Уходите.
Георгий почувствовал, как внутри растет раздражение. Но он не собирался уступать так быстро.
– Филипп, я вас прошу, – сказал он, стараясь оставаться вежливым, – передайте Викентию, что я был у него.
– Я сказал, что он в отъезде, – повторил слуга, и его голос стал еще резче. – Уходите!
Сжав кулаки на долю секунды, но ничем больше не выдав своего состояния, Ратманов развернулся и отправился прочь. Он не верил в болезнь Двуреченского. В его голове все глубже укоренялась мысль, что тот играет с ним в очередную игру. «Но я выведу тебя на чистую воду, Викентий Саввич!» – мысленно поклялся Георгий Константинович.
Переделав еще кучу дел, к вечеру Жоржик вернулся в квартиру на Поварской, где был встречен собственным слугой. В отсутствие хозяина Каллистрат занялся собой, похоже, побывал днем у цирюльника и обновил свой прежний дворницкий гардероб. Теперь он выглядел как натуральный камердинер!