Отравленные узы - стр. 8

– А помните Леську Тутмову? Она вон трёх мужей сменила – и ничего! – заговорила… жена маминого дяди? Ай, уже и не вспомнить за давностью лет!

– То Леська, а то мы! – возразила мать. – И охота ж было разводом биографию портить! Жили бы как люди, были бы умнее.

– Хватит с тебя! – строгий женский голос прозвучал набатом.

Рой воспоминаний рассеялся, альбом запрятался за папкой с бумагами по воле Госпожи Дорог. Покровительница псов, ведьм, колдунов, обделённых судьбой людей, она стояла у окна в изумрудном хитоне и прознала меня пытливым взглядом.

– Прости, – я сконфузилась. – Увлеклась.

В первые разы было страшно до дрожи, да и ощущение ирреальности терзало душу, вызывая сомнения: а что, если это – шизофрения, а не способность видеть божественное? Но когда на пути попадаются самые настоящие минотавры и прочие чудища, то поневоле задумываешься.

Госпожа Дорог приходила редко, чаще всего в переломные моменты, когда мир трещал по швам и перерождался во что-то иное. Земля дрожала под ногами, эмоции скакали вместе с тревожностью, а в голове переплетались разные варианты развития событий.

– Такой боли нужно безопасное пространство, – безапелляционно заявила Госпожа Дорог. – А то покалечишься сверх необходимого.

Мда уж, пара нервных клоков нынче по цене золота, если не дороже. Я согласно кивнула и, решив не возвращаться к альбому, продолжила перебирать остальное. В коробки летело всё, вплоть до постельного и мелких шторных украшений, что смешно смотрелись на фоне дешёвой грязной тюли и серого от пыли карниза. Мать никогда не протирала его – не видела смысла в уборке. Это меньшее, за что её можно осудить, конечно.

«Хотя убивала ты аккуратно, с чувством, с толком, с расстановкой», – отметила я.

– Жажда, – пожала плечами Госпожа Дорог прежде, чем раствориться в воздухе и оставить после себя лёгкий шлейф тропических духов. Цитрусы, гранаты и приятная дымка.

Хоть что-то хорошее в этой квартире.

2.

Харон перемигивался с духами-гирляндами крохотной кофейни. Они щебетали по-птичьи о чём-то своём – то ли об обновлённом меню, то ли о последних новостях района, то ли о давних делах, что однажды отобразились на колонке местной газеты. Наверное, только они и знали, почему я взяла фамилию бабушки и долго скрывалась, не зная, как смотреть в глаза прохожим, Янусу и Госпоже Дорог.

Это было трусливо и нелепо, но что ещё взять со вчерашнего подростка? У меня выходило складно врать, недоговаривать, увиливать и прятаться за сотней безликих масок. Особенно от самой себя и чудовищ.

Раньше я думала: нет ничего страшнее чужого гнева. Теперь поняла: не чужого – материнского или внутреннего, того, над которым ты не имеешь власти. Он грызёт рёбра, заставляет хвататься руками за горло и душить, душить, душить.

«Убей её – и дело с концом! – скалились чудовища. – У тебя это в крови-и»

Я выпила половину латте залпом, выдохнула и, бросив взгляд в посеревшее небо, направилась дальше, по разбросанной листве, вдоль луж в проломах асфальтов – туда, внутрь одинаковых дворов и людей с одинаковыми судьбами, к жёлтым окнам, что кажутся уютными и тёплыми, если смотреть с улицы. Хорошая привычка, если не знать, что за ней кроется река обид и одиночества.

Тётка уже ждала меня у подъезда. Возможно, ей удалось подчинить течение времени, а возможно, это – дань современной косметологии, кто уж тут разберёт. В общем, она не изменилась: тонкая, низкая, одетая по-деловому и с прищуренным взглядом, что не упустит любую мелочь.