Отравленные узы - стр. 11
«Знаешь, будь у тебя муж, было бы попроще. Она бы не пришла. Но ты ведь одна, а значит, тебя можно не брать в расчёт. Это я так, по старой дружбе предупреждаю», – продолжала тётка.
Интересно, по старой дружбе с кем? С матерью-то? Если честно, не представляю, чтобы кто-то мог выносить её дольше одного вечера. Даже присутствие её призрака было нестерпимым. Не потому ли первые сессии складывались неудачно? Я призадумалась и погрузилась в воспоминания.
Кабинет с видом на целый город. Солнце отплясывало на черепичных крышах, обнимало улицы и украшало деревья, позволяя зелёным кронам раскрываться вширь. Я раскинулась на оранжевом диване и смотрела то в окно, то в белоснежный потолок, пытаясь собрать мысли в кучу.
– Ваша мать по-своему заботилась о Вас, Ната, – монотонный голос Ольги раздавался словно сквозь вату или туманную пелену. – Она не понимала, что значит любить, но делала это как могла.
Настолько, насколько может чудовище. Это я осознала сейчас – а тогда, на консультации, во мне закипел такой гнев, что аж пятна пошли по коже. Я клацнула зубами, а затем прошипела:
– Она уничтожала всё, что было мне дорого. Рвала книги, распарывала игрушки, резала мою одежду и постоянно насмехалась. Вы не представляете, каково это, когда школьные стервы смотрят на тебя с жалостью, а учителя предпочитают не замечать!
– Это был её способ справиться с собственной аутоагрессией, – наседала Ольга. – Я не призываю Вас прощать её сразу, просто подумайте на досуге.
Прощать? Прощать?! Я не сразу поняла смысл этого слова, а когда дошло, то всё во мне вскипело и взорвалось тысячей кратеров. Диван натужно скрипнул. Шаг-два – и на стол Ольги упали деньги за консультацию. Три-четыре – и я хлопнула дверью, не попрощавшись и не обещая вернуться.
Первые сессии как первый блин.
Подумать только! Прощение! Злость до сих пор закипала в рёбрах, стоило вспомнить детство и то, что случилось после. Я заставила себя прийти на эту гребаную терапию, как только ощутила, что теряю себя, становлюсь кем-то другим, столь же чудовищным и бесчеловечным – и вот оно, легендарное «Простите – и всё воздастся». Только мне не нужны были подарки на том свете, условный пресветлый рай. Зачем он вообще, когда в голове – ад, болючие хрипы, крики о помощи и перестук котелков?
«Спасибо, – поддавшись внезапному приливу благодарность, я написала Р. – За то, что не пытаетесь поучать и давать советов. Я рада нашему сотрудничеству, и мне есть, что сказать на следующей сессии».
С такими-то родственничками они никогда не прекратятся.
Оставшись наедине, я принялась наводить порядок и худо-бедно придавать старой квартире человеческий вид. Мебель стоило бы отправить на помойку и купить новую, но это чуть позже. Что же до спальни матери… Если честно, от одной мысли накатывала тревожность. Слишком силён страх, что она найдёт способ прорваться ко мне с того света и наказать за всё то, что я творю в её доме, хоть и бывшем.
«Вот именно – бывшем», – я цеплялась за это слово, как за спасительный крючок. Квартира больше не принадлежит ей – а значит, у меня есть право перекроить её с нуля, выдрав всё, от позолоченных обоев до криво постеленного ламината, в трещинах которого тоже переливалась жёлтые прожилки, такие же фальшивые и безвкусные.