От Второго Иерусалима к Третьему Риму. Символы Священного Царства. Генезис идеократической парадигмы русской культуры в XI–XIII веках. - стр. 21

[50]. Собор стал не только символом государственной суверенности, но и символизировал самостоятельность духовного выбора новокрещенного русского народа. «…Тринадцать глав Софии киевской, прекраснейшего и наиболее величественного архитектурного памятника Киевской Руси, не находят себе прообраза в Византии, как, впрочем, и ни в какой другой христианской стране, кроме нашей! Незадолго до того выстроенная дубовая София новгородская, вполне самобытное создание русских плотников (сгоревшая, как и многие десятки тысяч деревянных зданий, воздвигнутых на Руси в те времена), была тоже “о тринадцати верхах”. Такое могучее многоглавие – это явление чисто русское, преобразившее облик крестово-купольного храма»[51] [51]. На заре своей христианской истории Русь создает свое архитектурное направление, которое отличает русские храмы от ромейских образцов. Безусловно, здесь символически выражено не только своеобразие сакральной архитектурной традиции, очевидно сложившейся в языческие времена, но и воплощается идея духовного суверенитета по отношению к Царьграду. Храм Святой Софии Киевской является важнейшим и самостоятельным историческим источником.

Одним из принципиальных вопросов нашей истории является вопрос об инициаторе строительства каменного Софийского храма в Киеве и об идейном содержании архитектурной программы памятника. В «Повести временных лет» основателем постройки назван князь Ярослав Владимирович, а годом закладки храма – 1037. Эта дата стала хрестоматийной. Однако Новгородская первая летопись называет иную дату – 1017 г. «В то же время письменные источники, относящиеся к эпохе возникновения собора, дают возможность датировать его более ранним временем и связать появление “митрополии русской” со строительной деятельностью святого равноапостольного князя Владимира, крестителя Руси»[52] [52]. Н. Никитенко обоснованно считает, что начатое строительство при князе Владимире было только завершено при Ярославе. Она ссылается на «Слово о законе и благодати», в котором митрополит Иларион уподобляет Владимира царю Давиду, а Ярослава – Соломону, проводя параллель со строительством Храма в Иерусалиме. «Слово» митрополита Илариона основано на двух евангельских текстах, читавшихся в первый день Пасхи и на Благовещение. Следовательно, оно было произнесено на Кириопасху, когда оба праздника пришлись на один день, что бывает очень редко. При Ярославе такое совпадение случилось лишь однажды – 25 марта 1022 года. Таким образом, уже к этому времени София была действующим храмом»[53] [53]. Эта точка зрения заставляет нас пересмотреть дату и самого «Слова о законе и благодати». Найденные на стенах собора граффити тоже дают ранние даты. «Ряд граффити, благодаря упоминанию в них известных исторических лиц, могут датироваться даже 1019 г.»[54] [54]. Для нас важно осознать, какое идейное значение придавал столь необычному по своим архитектурным формам храму его заказчик.

Более чем вероятно, что им был князь Владимир. «Новаторский замысел, исходивший от князя-заказчика и его окружения и получивший гениальное архитектурное воплощение, выразился прежде всего в подчеркнутом внимании к символическому значению всех форм собора, а также в самом посвящении его Софии Премудрости Божией, которая в комплексе идей Ветхого Завета «связана… с мыслью о священной державе, о богохранимом царстве». Неслучайно митрополит Иларион в своем «Слове о законе и благодати» сопоставляет Святую Софию с Иерусалимским храмом – средоточием святого града, который, в свою очередь, воспринимался как земной образ Небесного Иерусалима. Эта сторона замысла хорошо прослеживается в архитектурном решении собора, являющегося и символом Града Божия, описанного в Апокалипсисе, и образом упорядоченного Богом космоса»