От Чудовища до Снежной королевы - стр. 25
На самой на верхней на макушке
Сидит его старая старуха.
На старухе сарачинская шапка,
На шапке венец латынский,
На венце тонкая спица,
На спице Строфилус птица.
Поклонился старик старухе,
Закричал он голосом громким:
«Здравствуй, ты, старая баба,
Я чай, твоя душенька довольна?»
Но, как я уже говорил, этот кусок Пушкин в итоге выкинул.
Во-первых, Папа Римский явно не вписывался в восточно-славянский антураж сказки, а ведь он задает весь строй поэмы (о связи "Сказки о рыбаке и рыбке" со славянством вообще и "Песнями западных славян" в частности, а также сборником "Гусли", одной из самых знаменитых подделок в мировой литературе, где отметился на только Проспер Мериме, который "Кармен" и "Тореадор, смелее в бой!", но и оба величайших славянских поэта – Мицкевич и Пушкин, я рассказывать не буду, а то никогда не закончу).
А во-вторых и главных, не важно, кто у кого списал. Важно – что у кого получилось в итоге.
Пушкин потому и был гений, что, даже переписывая чужую сказку, создавал абсолютно новое произведение с совершенно иным смыслом.
И немецкая сказка "О рыбаке и его жене", и похожие произведения у других народов довольно немудренные по смыслу – они высмеивают наглых простолюдинов, лезущих наверх и требующих себе все более высоких должностей.
У Пушкина же "красная линия" – вовсе не должность, чин или звание. В конце концов, велика ли разница между "вольною царицей" и "владычицей морскою"? Различия чисто территориальные, одна царствует на суше, другая – на море.
Нет, у Пушкина старуха прокололась на другом. Ее главный грех – не непомерная жадность, а неблагодарность. Терпение у рыбки лопается тогда, когда бабка решила наплевать в "руцу дающую", кинуть благодетеля и начать помыкать тем, кто вытащил ее из грязи:
"Хочу быть владычицей морскою,
Чтобы жить мне в Окияне-море,
Чтоб служила мне рыбка золотая
И была б у меня на посылках".
Что и говорить, проблема для России весьма актуальная, причем актуальность с годами ничуть не снижается.
Господи, сколько же в историю нашей страны вписано примеров блестящих карьер, в ходе которых у людей срывало башню и завершалось все одной и той же мизансценой:
"Долго у моря ждал он ответа,
Не дождался, к старухе воротился —
Глядь: опять перед ним землянка;
На пороге сидит его старуха,
А пред нею разбитое корыто".
И здесь мы возвращаемся к тому, с чего начали – не случайно поговоркой стало именно "разбитое корыто".
Для наших палестин это, как говорила моя учительница литературы, "образ неимоверной силы".
Мангуст брахмана, гавкающий святой и "Щас спою!"
В первом сборнике, изданном братьями Гримм, есть сказка под названием "Старый Султан" (Der alte Sultan).
Султан – это не тот, о ком вы подумали. Это одряхлевший пес по кличке Султан, который уже не мог тащить службу и однажды услышал, как хозяин пообещал жене его пристрелить — «ведь уже он ни на что не годен стал». Тогда пес удрал в лес к своему приятелю волку, и они вместе разработали операцию под кодовым названием "Похищение младенца"…
Конечно же, эту историю выдумали не братья Гримм, и даже не те, кто им ее рассказал.
Это очень старая история. Прямо очень.
Одни говорят, что ее истоки теряются где-то в Древней Индии, где у одного брахмана дома жила фараонова крыса, более известная сегодня как "мангуст", хотя на Руси ее всегда звали "ихневмон", то есть "следопыт". Но не пугайтесь, я не буду сегодня рассказывать про брахмана и ихневмона, приберегу эту байку для главы про "Рикки-Тикки-Тави" Киплинга.