Остров - стр. 50
— Юлия Петровна, — ее мягко тронули за локоть. Она повернула голову и узнала мужчину с выставки, оставшимся в памяти благодаря стальному отливу галстука. Сегодня он был в темном траурном костюме, — вы меня не помните? Михаил Борисович Зелецкий. Георгий знакомил нас на выставке. — Юля кивнула. — Скорблю вместе с вами. Большая потеря для искусства, — Зелецкий поклонился и отошел.
Юля проводила его взглядом и поняла, что все смотрят на нее и на Зелецкого. И тут как прорвало: из соболезнующих к ней выстроилась даже небольшая очередь. Краем глаза она заметила, как побледнела Марина и что-то яростно зашептала мужу. Это какая-то очередная игра, поняла Юля. Ну что ж, она готова.
К ней стремительно шел мужчина в черном одеянии с биркой «Охрана». Выслушав его, она поспешила на выход. Там, скорбно опустив плечи, понурив голову, стоял человек с большим пакетом в руках.
— Юля, — поднял он глаза, — Юля, горе-то какое!
Бендер! Она протянула руку и тот, схватив ее ладошку, горько заплакал.
— Эх, Жорка, Жорка… — Остапчук утирал слезы рукавом старого поношенного пальто. — Приехал вот проститься.
Они прошли в зал, и Остапчук застыл возле гроба. Юля чуть отошла, ловя любопытные взгляды. Потом отвела его к стене и усадила на стул, сама присела рядом.
— Как ты, Юлечка?
Она пожала плечами.
— Ну, ничего, — Остапчук кивнул и шмыгнул носом. — Ты молодая, ты еще найдешь свое счастье.
Она снова пожала плечами.
— Вон сколько народа пришло Жорку-то проводить, — Остапчук обвел взглядом зал. — Показушник! — беззлобно кивнул он на бархатную подушку с наградами возле большого портрета Гореславского с траурной лентой наискосок. — Даже в смерти. А ты, Юлечка, не бойся. Бог не выдаст — свинья не съест! Держи вот. Все Жорке хотел отдать, да не успел. — Остапчук протянул ей пакет. Ну поеду я. На Жору посмотрел, тебя увидел. Можно и самому помирать. Мне, конечно, таких похорон никто не организует, да мне оно и не надо. Я еще побарахтаюсь.
Он поцеловал ее сухими губами в щеку и двинулся к выходу. Юля смотрела ему вслед, сложив ладошки перед грудью. Бедный старый Бендер! Георгий был его единственным другом. Нет ничего хуже, чем остаться одиноким больным стариком, без друзей, без семьи. Хотя и с семьей можно быть одиноким и брошенным. Она вздохнула. Церемония длилась долго, и она устала. Кому нужны пышные похороны? Уж всяко не покойнику.
Прощание закончилось, гроб вынесли, все потянулись к выходу.
— А кто такой Зелецкий? — спросила она Юру по дороге на кладбище.
— О! — тот многозначительно поднял указательный палец. — Это лучший в Москве адвокат по разводам. Все знаменитости через него имущество делят и так далее.
То-то Марина задергалась. Испугалась, что Гореславский не так наследство поделил, как бы ей хотелось?
Трудный день все же закончился. Она смотрела вниз на ночной город, уткнувшись лбом в прохладное стекло. Не слишком ли много потерь в ее короткой жизни? Ей всего двадцать пять, а она уже потеряла мать, отца, сына, мужа. Даже двоих мужей. Есть ли предел человеческому терпению? Не проще ли было все же съесть те таблетки там, на чердаке, и покончить с этими страданиями? Все одно же лучше не будет, а будет только хуже и больнее. И выхода нет. Нет выхода. И вот тут она, наконец, заплакала.