Осколки разбитых иллюзий - стр. 65
История дяди вызвала в моей душе живой отклик. Я восхищалась им, как мужчиной, который потеряв любимую, не стал искать ей замену, хотя мог. К тому же, дядя внешностью, особенно глазами, был очень похож на папу. И когда он смотрел на меня, я видела взгляд отца. Только со временем у меня получилось выдерживать этот взгляд без щемящей боли в груди.
— Твоими молитвами, — отвечает он тихим басом.
Величественно восседая во главе стола, он продолжает опираться на трость, уверенно сжимая её в руках. Дядя, как и все мужчины рода Низами, обладает властной аурой. Его уважают и опасаются на инстинктивном уровне.
— Давайте, ребята, присаживайтесь, — говорит дядя Демиру, Левону и Адэму.
Я стою, вцепившись пальцами в деревянную спинку стула. Присутствие Адэма уничтожает мои нервные клетки.
— А ты, дочка, иди, помоги бабушке. Принеси нам чай, — обращается он ко мне.
Я киваю и быстро скрываюсь в соседней комнате, оборудованной под кухню. Вижу бабушку, которая что-то ищет в сундуке.
— Дядя там чай просит, — говорю ей на автомате.
— Да-да, уже заварила. Разливай по стаканам, справишься?
— Должна, — бурчу я.
Начинаю разливать по хрустальным стаканам чай, прислушиваясь к разговору в соседней комнате. Дядя расспрашивает братьев об их семьях, они поочередно отвечают ему. По тону их голосов и интонации, моя догадка, что они напряжены и чем-то озабочены, только подтверждается.
— А теперь, нарежь лимон, — командует бабушка, как только я заканчиваю с чаем.
Я беру в руки нож, кладу лимон на доску и сосредоточено нарезаю ровные кружочки. Бабушка в это время раскладывает сладости по тарелкам, достает из верхнего шкафа конфетницу. Я же в очередной раз удивляюсь энергичности своей Нани — в её-то возрасте она одна управляется с большим хозяйством и домом. Как-то я спросила её, почему она не переехала к отцу, ведь там бы ей было бы комфортнее. Почему она осталась в этой деревушке и возится с курами этими, скотиной. Ведь в этом нет необходимости, папа финансово никогда не обделял её. «Я здесь родилась и прожила всю свою жизнь. Нигде мне не было так хорошо, как дома», — ответила она тогда.
Я заканчиваю с нарезкой, бабушка суёт мне в руки поднос с чаем и велит нести в комнату. Я молча повинуюсь, хотя чувствую, как нервно дрожат мои руки. Оказавшись вновь в гостиной, подаю каждому чай, но стакан с блюдцем для Адэма передаю через Демира. Всё ещё избегаю смотреть на Берка. Собираюсь вернуться назад к бабушке, но дядя останавливает меня.
— Погоди, присядь, — указывая тростью на свободный стул, велит он.
Я нервно сажусь на стул. От напряжения ноет позвоночник. Нутром чую, что сейчас последует что-то явно нехорошее. Воцаряется тишина, слышен только треск дров в печи и кудахтанье куриц где-то во дворе.
— Незадолго до смерти Мураза, мы говорили с ним, — словно уходя в воспоминания, начинает дядя. — Он был бодр и счастлив. Сообщил, что скоро состоится свадьба дочери. Уверял, что отдаёт её в надёжные руки.
Дядя делает паузу, уходит в свои мысли, затем смотрит на Адэма.
— Сынок, Адэм, он ценил тебя, как сына. Не будь это так, он не доверил бы тебе дочь.
Его слова оглушают меня, словно хлопок взорвавшейся бомбы. Я встречаюсь с глазами Адэма, и меня словно бьёт молнией. Ощущение, что я ослепла — вместо лица мужчины вижу лишь мерцающие точки.