Осколки истины - стр. 28
Примерно раз в неделю Юрьевский получал слезливые письма о том, что пора бы ему уже найти себе невесту, продолжить княжеский род, сменить профессию и образ жизни.
Так же исправно Лев отвечал отказом и в конце ставил неизменное “твой Леон” по-французски: мать все еще именовала сына на иностранный манер. Хотя в Империи уже очень негативно относитесь к любому упоминанию Европы, прогрессивного общества или свободной демократии. Уж очень это угрожало российскому самодержавию.
Но Юрьевский пренебрегал своей родословной, берущей начало от Долгоруких и самого деда Императора. Род Юрьевских, начавшийся с романа Екатерины Александровны и Александра II, не признавали в светском обществе. Высокие фамилии презрительно воротили нос от любовницы Императора и её детей, несмотря на то, что официальный брак с императором был все же заключен. В результате, прямой внук Романовых оказался сначала на передовой Первой Мировой войны, а потом и вовсе отказался от всех привилегий светло-княжеской фамилии, дезертировал с поля боя и не принял предложение служить в магическом батальоне майором.
Беглеца, само собою, поймали, но не казнили по условиям военного времени. Магически одаренных личностей направляли в магический пансион. Но обучение Юрьевский старательно саботировал: сбегал аж два раза от колкого серого глаза Распутина; скрывал одно умение и противился использованию другого. В конце концов, учителя отказались от мысли обучить упрямого князя, оформили ему отставку и отписали в столицу, тем более что активные действия уже были окончены, а Лев Георгиевич был уже немного староват для выучки дрессированного пса. Именно так он называл магов на службе у Распутина.
Отвращение к магии родилось в князе на войне.
После магической инициации, он пролежал в госпитале около трех недель. Его выхаживала молоденькая красивая медсестра с небольшим даром врачевания. её карие глаза были всегда озабочены, она постоянно искала возможности помочь ещё кому-нибудь, хоть где-нибудь, хоть как-нибудь. Юрьевский и сам не заметил, как стал ждать её ежедневных визитов, наслаждаясь тихим голосом и ловя ответный скромный взгляд. Не заметил, как влюбился в легкие нежные прикосновения и заботу.
От первого поцелуя Лизонька пыталась увернуться, спрятала раскрасневшиеся щеки за белой кожей ладоней.
– Мне кажется, ваш дар действует не только через прикосновения, Елизавета. Прошу, выполните последнюю волю умирающего, облегчите мне страдания, – Юрьевский помнил тот день лучше всех остальных. И даже последующий ад не мог затмить прекрасных карих глаз девушки.
– Да вы поправились уже совсем, – ещё больше смутилась Лиззи.
– Ни капельки, я болен вами.
– Не стоит право…
– Вас целовали до этого?
Она ответила, с трудом сдерживая улыбку. В то время второй дар “чувствовать ложь”, еще не открылся следователю, но он знал, что девушка сказала правду:
– Ни разу.
– Позволите мне стать первым и последним?
И сладость её губ теперь преследовала Льва Георгиевича ночами. Потому что их недолгий военный роман, обещавший закончиться счастливой семейной жизнью, в финале встретил смерть.
То время Юрьевский старался не вспоминать, но забыть был не в состоянии.
В день смерти Лиззи он открыл в себе “протокол правды” и встретил Распутина.