Осколки истины - стр. 12

Возвращаясь в настоящее Юрьевский мысленно похвалил себя: с первой задачей справился – нашел имя жертвы. Осталось определить имя преступника.

Если судить по ранениям на теле жертвы – это высокий мужчина, крепкий, старше двадцати. Но как он мог быть настолько незаметен? Знал ли он Марию? Он мог следить за девушкой, мог встретить её на балу, мог столкнуться на улице.

Тысячи вариантов.

Начнём с вопроса: почему Белозерская пошла за ним? К нему?

Лев Георгиевич вздохнул и попросил официанта принести рюмку водки.

Как бы ни был стоек следователь к трупам, даже у его стойкости был предел.

***

Лев Георгиевич. 19 апреля.

В понедельник Лев Георгиевич проснулся от ужасной головной боли. Вздохнул, вспомнив как Лиззи могла одним поцелуем сжечь любое недомогание, и прикинул, что сегодня точно не сможет спокойно перекусить, выпить чашечку чая или перечитать новости, чтобы перебить кислый запах смерти.

Посыльный вызвал его к начальству.

– Опять вы опаздываете, уважаемый Лев Георгиевич, – насмешливо выкнул Модест Аристархович сыщику. Лев Георгиевич всё-таки заскочил в “БуфетЪ” и перехватил бутерброд с австрийской ветчиной и утренним турецким кофе. Зверства зверствами, а приём пищи пропускать нельзя. И Юрьевский ответил довольно фамильярно:

– А вы опять мне дело особой важности поручить собираетесь?

И что начальнику дома с утра пораньше не сиделось? Время только-только подползло к половине девятого.

– Путилин вызвал меня. По твоей просьбе, между прочим.

Да, чёрт за язык дернул. Надо было подсказать Ваньке порыться в заявлениях городской администрации. Их с недавнего времени регистрируют со всех районов в одну учетную книгу. Как же Лев Георгиевич не додумался, что Путилин потащится к начальнику, знал же, что розыском дворянских особ занимались только верхние чины. Весь день бедолага-Ванька вчера убил. А Лев Георгиевич и позабыл совсем про помощника. Привык работать один.

Не иначе как старость ненароком подкралась, раскрутили последние загогулины мозговой деятельности.

– Так что теперь, Лев Георгиевич, заниматься вам этим делом без продыху. По докладу Ивана, – начальник сверился с бумажкой, кашлянул в пышные усы, – девушка благородная, богатая. Самое дело для такого сыщика “голубых кровей”. А не найдёшь убийцу – ничего страшного. Понизим тебя до жандарма.

– А не много ли на себя берете, Модест Аристархович? После нашего разговора ухо-то прошло? Не побаливает? – Лев Георгиевич скрестил руки на груди и, глядя на начальника с высоты своего роста, усмехнулся. Он давно разучился бояться угроз и понуканий. А за недавнюю оплеуху, которой он одарил Гнедого, Льва Георгиевича лишили трехмесячного жалованья.

А еще знать имя убитой и не говорить его начальнику было дико приятно. Лев Георгиевич еще не доложился о ходе дела и решил отложить это на несколько часов. Дабы хоть немного потешить своё самолюбие, а то оплеухи дорого обходятся.

Модест Аристархович Гнедой был человеком старой имперской закалки. Он со штыком ещё на француза ходил, как поговаривали в отделении. А Лев Георгиевич подозревал, что где-то у начальника припасён особенный штык специально для провинившихся полицмейстеров и отдельный, сверхдлинный, для него – Льва Георгиевича.

Сам Юрьевский старого дядьку не уважал, не терпел от слова "совсем", но и на рожон старался не лезть. Пару раз они уже сцепились на почве обоюдной любви к Родине. Вот только Лев Георгиевич всей душой был за честность и справедливость, а Модест Аристархович любил российские ассигнации больше имперских законов, о чём собственно Лев Георгиевич и доложил в первый же месяц своей работы в составе сыскного ведомства. Выяснить данный факт оказалось не очень сложно, он буквально валялся на поверхности, и как любой законопослушный человек, Юрьевский пройти мимо сего преступления не мог.