Осиновая корона - стр. 93

– Огонь. – (Уна спрятала руки под столом, на коленях – как всегда делала прежде, занимаясь в этой же комнате с профессором Белми, – и сцепила пальцы в замок. Ей казалось, что она почти забыла его чванливые фразы вместе с козлиной бородкой (и слава богам). Но вот выясняется, что тело лучше ума помнит жесты сутулой девочки-подростка, которой хотелось слишком много знать). – Обычный огонь.

– Обычный? – (С пытливым прищуром Индрис по-свойски присела на столешницу; в тесной комнате для занятий едва умещалось два письменных стола. Гэрхо фыркнул; краем глаза Уна видела, как он ногтем ковыряет карту Обетованного. На секунду ей захотелось дать сероглазому мальчишке подзатыльник: он хоть знает, сколько лет этой карте и сколько дедушка когда-то заплатил за неё картографу из Академии?). – Что это значит?

– Ну… – (Облизав губы, Уна снова обречённо вгляделась в пляску жёлто-багряных всполохов. Видеть растопленный камин летом было вообще как-то дико (особенно если учесть, что там нет дров); оба окна в комнатке были раскрыты, и в них проникали лучи ясного прохладного дня, но духота начинала чувствоваться). – Просто огонь, я имею в виду. Не такой огонёк, какой Вы создали на тракте. И не такой, как… – (как тот, которым я сожгла человека), – …как получился тогда у меня. Пламя, сотворённое магией, но до предела уподобленное настоящему.

– А оно настоящее, – со смесью дружелюбия и насмешки сообщил Гэрхо. Его худое, не по годам резко очерченное лицо опять появилось в поле зрения Уны. – Никакое не «до предела уподобленное». Магия ничего не подделывает. И не лжёт.

Уна повернулась к нему. Её тянуло спорить – то ли из-за новой подсказки чутья по поводу Дара, то ли просто из-за раздражения и усталости. И зачем только Индрис притащила сюда этого костлявого непоседу – боится оставлять его со слугами?.. Хотя в таком случае, пожалуй, разумнее было бы бояться за слуг.

– Магия играет. Изображает. Приманивает, чтобы причинить боль. Вся история Ти’арга, да и вообще Обетованного – сплошное тому доказательство… Разве нельзя назвать всё это ложью?

Хмыкнув, Гэрхо вертляво подскочил к самому стулу Уны, наклонился к ней, сложил ладони трубочкой и с невероятно загадочным видом шепнул:

– Нет. Представляете, миледи?

– Прекрати, Гэрхо, – велела-попросила Индрис, кусая губы от смеха. – Ты не должен мешать леди Уне сосредоточиться.

– И влезать в разговоры взрослых, – добавила Уна, сдерживая злость. Шёпот на ухо всегда казался ей чем-то крайне личным; в поведении мальчишки была неприятная дерзость. Разве что матери она могла позволить такое, да ещё дяде Горо с тётей Алисией.

И – давно, в детстве – Бри.

– Взрослых? – (Гэрхо осклабился, но стальные глаза Отражения ничего не выражали). – Мне девятнадцать лет по Вашему счёту, миледи.

Невероятно. Просто невозможно. Бывают, конечно, разные задержки в развитии, но это точно не относится к Гэрхо… Все эти дни Уна считала его ребёнком, едва ли старше тринадцати-четырнадцати. Ей стало жутко.

Сноп искр с треском упал на каменный бортик камина. Уна посмотрела на Индрис, чтобы убедиться, что её не разыгрывают; колдунья кивнула.

– Это правда. Мы взрослеем с другой скоростью, леди Уна, только и всего… И живём иначе. И растём в материнской утробе. И умираем. – (Индрис опустила лохматую голову и коснулась зеркала на поясе). – Есть много различий, о которых Вы не знаете… И уже не узнаете, наверное, – (она тоненько вздохнула), – по воле Вашей матушки. Кое-что люди понимают лишь в нашей Долине – больше нигде. Даже не знаю, хорошо это или плохо.