Осень одиночества - стр. 13
Девушка так же тихо отозвалась:
– Мисс Янг из Дублина и это первый ее сезон в Лондоне. С точки зрения прибыльности опасно ставить эту пьесу в начале сезона, однако но директор театра рискнул и не прогадал.
Леди Хелен прищурилась:
– Смотрите, они выходят на поклоны.
Вспомнив о театральном суеверии, Сабуров коротко усмехнулся:
– Вы словно актриса и предпочитаете не упоминать о Мак…
Леди Хелен приложила к губам затянутый в шелковую перчатку палец. Рыжий локон, щекочущий нежное ухо, заколыхался. Девушка носила пышное платье цвета лесного мха. На бронзовой ленте, обвитой вокруг белой шеи, блистала изумрудная подвеска. Концы ленты спускались к роскошным кружевам, украшающим расплескавшийся по полу подол платья.
Резкий утренний ветер сменился мягким вечером, но леди Хелен все равно приехала в театр в коротком бархатном жакете, отделанном рыжей лисой.
– Мне еще предстоит проводить ее домой, – понял Сабуров, – оставь. Ей всего двадцать три года и она не заинтересована в почти сорокалетнем холостяке.
Максим Михайлович, правда, напомнил себе, что до сорока ему осталось чуть меньше пяти лет.
– Во всем надо быть точным, – он скрыл вздох, – но дела это нисколько не меняет.
Леди Хелен серьезно ответила:
– В научных лабораториях тоже требуется соблюдать правила, мистер Гренвилл. Люди театра суеверны и давайте уважать их традиции.
На сцену летели цветы и мисс Янг уже набрала целую охапку роз. На коленях леди Хелен, кроме букета Сабурова, лежала и хорошенькая гирлянда пармских фиалок.
Перехватив его взгляд, девушка подняла бровь.
– Цветы для мисс Янг, однако я предпочитаю подарить их сама. Кларисса ждет нас во втором антракте в гримерке.
– Кларисса? – переспросил Сабуров.
Леди Хелен, оставив букеты на стуле, поднялась. Максим Михайлович сразу же встал.
– Мисс Янг, – объяснила девушка. – Ее настоящее имя – Кларисса, но все зовут ее Клэр. Пойдемте, мистер Гренвилл. Вы, наверняка, хотите покурить.
Обернувшись к опустевшей сцене, Сабуров заметил забытую розу. Алые лепестки блеснули в свете газовых фонарей и ему показалось, что подмостки обагрены кровью.
– Что за чушь, – обругал он себя, ведя леди Хелен к выходу на Хеймаркет.
Над заваленным флакончиками и ворохом тряпок трюмо витал стойкий запах какой—то пряной эссенции. В каморке, увешанной старыми афишами, плавали клубы сизого дыма. Женщины не курили на публике, но и леди Хелен, устроившаяся на древнем табурете, и мисс Янг, раскинувшаяся на бархатном диване, испещренном подозрительными пятнами, кажется, считали Сабурова чем-то вроде мебели.
Максим Михайлович не впервые оказался за кулисами. В Санкт-Петербурге, расследуя таинственную гибель графа Чернышова, найденного мертвым в коридоре императорской оперы, он часто захаживал в новое здание театра, неподалеку от сыскного управления на Офицерской улице. Они с Путилиным потратили немало времени, выясняя истинные причины смерти известного меломана и патрона молоденьких этуалей.
Убийство Чернышова, впрочем, не имело отношения к его театральным увлечениям. Покойник, которого травил мышьяком сводный брат, поплатился за свою алчность.
– Господь велел делиться, – меланхолично заметил тогда Путилин, – не пожалей граф пары шахт на Урале и пары тысяч десятин земли, и он и его брат сейчас были бы живы.