Оправа для бриллианта, или Пять дней в Париже. Книга вторая - стр. 18
– А разве он не «Кох-и-Ноор»?
– Говорят и так, но «Кох-и-Нур» точней. По-персидски это, кстати, значит «Гора света».
– А почему «несчастным»?
– Потому что ему не повезло – он попал в руки не очень мудрых людей, которые поступили с ним, мягко говоря, опрометчиво.
– Но я читала, что он принадлежит к королевским драгоценностям.
– Да, он относится к драгоценностям Британской короны. И эти не очень мудрые люди – королева Виктория и ее муж принц Альберт.
– Что же они сделали?
– Они, простите за выражение, алмаз просто угробили, – ответил Серж с досадой. – Такой камень!
Серж махнул рукой куда-то в сторону ветрового стекла, по которому по-прежнему потоками стекала дождевая вода. Ане, впрочем, показалось, что дождь немного ослабел. Да, явно ослабел.
– На тот момент, когда он попал им в руки, – продолжал Серж, – камень еще имел, как и «Орлов», свою изначальную, индийскую огранку и весил 191 карат. А эти августейшие олухи распорядились переогранить его в плоский бриллиант. Примитивный плоский бриллиант. Абсолютно тривиальный камень! В итоге: он так и не дотянул до оптимальных пропорций бриллианта, лишь слегка улучшилась его игра. Но, конечно, не настолько, чтобы компенсировать утраченную историческую ценность, канувшую в Лету вместе с исконной индийской огранкой. А о потере веса при переогранке страшно даже говорить: со 191 до 109 карат!
– Кошмар! – Аня была шокирована. – Практически половина веса!
– Да, именно. Даже британский автор – небезызвестный Герберт Смит – при всей своей лояльности – вынужден был заметить, что «мудрость этого поступка вызывает сомнения». Впрочем…
Серж усмехнулся.
– Что? – Аню снедало любопытство.
– Да то, что и «Орлов» – хотя тогда он, разумеется, назывался иначе, – весил первоначально целых 300 карат, а после того, как его огранили в Индии, вес составил всего лишь 190 карат. Треть общего веса камня – это тоже немало, и Шах-Джехан был страшно недоволен этим. Он не только ничего не заплатил гранильщику, но и приказал конфисковать его имущество. Кстати, а если бы с его алмазом сотворили то, что сотворили с «Кох-и-Нуром», то гранильщикам сняли бы головы – в самом буквальном смысле, и в этом не приходится сомневаться.
Серж замолчал, задумчиво глядя перед собой.
– Да, Шах-Джехан, – медленно произнес он, – право, было бы лучше, если бы он сам попробовал огранить его…
– Его – это «Орлов»?
– Да. Но тогда, повторяю, он носил другое имя.
– Какое?
– В Европе его, вслед за Жаном-Батистом Тавернье, называли «Великим Моголом».
– Алмаз принадлежал Шах-Джехану?
– Да, Аня, принадлежал, – как и многие другие знаменитые индийские камни.
– О его истории тоже рассказывают байки? – с лукавой улыбкой спросила Аня.
– Конечно, рассказывают, – иронично прищурившись, ответил Серж. – Иначе и быть не может.
– Например?
– Да всякую ерунду, ничего такого – из ряда вон. Вполне банальные вещи. Якобы он играл роль глаза у статуи Брахмы, которая, в свою очередь, стояла в храме на острове.
– А где этот остров?
– Якобы на реке Кавери, на юге Индии.
– Напоминает «Замок на острове», правда?
– Да, пожалуй.
– Мне кажется, это придает истории шарм и романтичность.
– С точки зрения европейца – да. Из чего сразу видно, что именно европейцы и придумали эту байку.
На лице Сержа играла усмешка.
– Ну, и дальше, – продолжил он, – в том же духе: будто бы некий французский солдат, втершийся в доверие к служителям храма, украл алмаз – разумеется, ночью – как же иначе? И так далее. В общем, вполне тривиальные выдумки.