Оператор моего настроения - стр. 26
– Все норм, братишка?
Хлопнул меня по плечу и зло процедил:
– Тут один уебан Ангела телкой назвал. Хочешь прокатиться?
– Не вопрос, братка. Только я за руль не сяду. Руки трясутся.
– О'кей. Мистика в водятлы запишем. Заодно и на стрёме постоит.
Патрик, парковка за универом, компания каких-то отморозков у полусгнившего Жигуля.
– Бессмертный кто? – спрашиваю, доставая зажигалки из кармана.
– Вон тот, в красном пуховике, – кивнул на одного парня Фил, хрустнув костяшками. – Он мой. Остальных гасим, если не просекут. Мистик, посиди, мы прогуляемся.
– Э, вы охерели без меня?
– Я сказал, посиди. Как мочим, Клей?
– Ты к своему сразу, я справа.
– О'кей. Погнали.
Снег под подошвами скрипит громче, чем хотелось бы, но нам по бую. Мистик все же выпрыгивает из машины и пристраивается слева от Фила.
– Как в старые добрые, – усмехнулся он, а потом громко свистнул, привлекая внимание парней. – Эй, гоблины. За базар отвечать будем?
9. Ли
Безумная неделя в целом и пятница особенно. Совершенно сумасшедшая по загруженности для всех ветеринаров, работающих в клинике, и меня в том числе. Но там, где остальные уже закончили прием и отправились по домам, я иду на склад проверить остатки лекарств и сверить их со списком – в понедельник приедет проверка и очень не хочется начинать неделю с неприятных сюрпризов. За пару отсутствующих ампул проверяющие могут с лёгкостью высушить мозг и пригрозить отзывом лицензии.
– Раз, два, три, четыре, пять, шесть, – пробегаю пальцем по торцам коробочек с витаминными комплексами, каждую открываю, чтобы проверить наличие в них блистеров, и только потом ставлю галочку в листе.
Последний шкаф. Десять полок с ровными рядами упаковок, а в глазах уже рябит. Глоток давно остывшего кофе из стаканчика и снова пальцы скользят по торцам, открывают, пересчитывают, рисуют галочки.
– Елизавета Павловна, вы ещё тут?
– Угу. Заканчиваю уже, – киваю новенькой девочке, Алине, взятой на полставки. – Ты иди, я закрою сама.
– Там… – мнется у дверей, виновато отводя глаза в сторону.
– Что?
– Там с кошкой пришли, Елизавета Павловна. Я сказала, что мы уже не принимаем, а он двери закрыть не дал и не уходит ни в какую. Сел в приемной и сказал, что будет ждать, сколько нужно. А кошка такая, что сердце кровью обливается.
– Господи… – тру виски, смотрю на без вины виноватую Алину, и киваю. – Молодец, что впустила. Ничего страшного не случилось. Досчитаешь за меня?
– Да-да, конечно.
– Только, пожалуйста, каждую упаковку открой и проверь.
– Я все сделаю, Елизавета Павловна, не переживайте.
С мыслью, что этот день никогда не закончится, иду по коридору к стойке приемного отделения и ещё на повороте слышу жалобное мяуканье, от которого сердце рвется на части, и следом успокаивающий, тихий неразборчивый шепот, проникающий куда-то глубоко в душу. Ноги отказываются сделать шаг, когда в поле зрения появляется знакомый до боли плащ, сброшенный на подлокотник дивана, и его обладатель, ссутулившийся над кошкой, лежащей на коленях в толстовке-гнездышке.
– Сейчас тебе помогут. Ш-ш-ш…
Глупый мальчишка, что же ты со мной делаешь? Почему никак не отпустишь? Выдохнув, пытаясь успокоиться, подхожу ближе и снова замираю, увидев его осунувшееся лицо и краснющие, лихорадочно блестящие глаза. Сердце пропускает удар от взгляда, на мгновение поднявшегося на звук моих шагов, и взвывает от глухого, убитого голоса: