Опасные видения - стр. 32

– Боже!

– Вот именно. Искали-искали, наконец нашли бедолагу Падди О’Шонесси и говорят ему: «Ступай в клетку к той марсианке. Тебе и дел-то, чтоб она забеременела». О’Шонесси отвечает: «А что я с этого буду иметь?» – и ему обещают… ну, золотые горы. Конечно, он соглашается. Но потом открывает дверь клетки, видит эту дамочку и давай скорей оттуда пятиться. – Курильщик поставил бутылку в ящик и состроил гримасу, показывая охватившее Падди отвращение. – «Святые угодники! – причитает он. – Мне такое и привидеться не могло!» – «Тысячи фунтов, Падди!» – уговаривают его. «Ну ладно, – вздыхает тот. – Но при одном условии». – «Каком же?» – «Вы должны пообещать, что дети будут воспитаны во Христе».

– Да, я слышал, – вяло сказал репортер. Ногой он случайно задел штабель и повалил четыре ящика пустых бутылок.

Этого мистер Мандала уже вынести не мог. Его терпение лопнуло. Он судорожно вздохнул и затряс колокольчиком:

– Эрнст! Берзи! Бегом сюда! – А когда из двери показался оливковокожий Эрнст с перекошенным от ужаса лицом, мистер Мандала яростно закричал: – Сто раз вам твердил, бестолочи, не оставлять полные ящики!

Коридорные убирали битое стекло, украдкой поднимая черные лица и боязливо поглядывая на мистера Мандала, а тот стоял над ними и трясся от злости, чувствуя, что журналисты смотрят на него с неодобрением.

Утром, когда гости с шумом и гамом грузились в автобусы, мистер Мандала, сдав дела дневной смене, с двумя бутылками охлажденной кока-колы подошел к Эрнсту.

– Тяжелая ночь, – сказал он, и Эрнст кивнул. Они сели, прислонились к стене, отгораживающей бассейн от дороги, и принялись смотреть на отъезжающих репортеров. Большинство из них так и не сомкнули глаз. Мистер Мандала критически покачал головой – столько суматохи из-за какой-то ерунды!

Эрнст щелкнул пальцами и улыбнулся:

– Мне рассказали марсианскую шутку, мистер Мандала. Как вы обратитесь к гигантскому марсианину, который мчится на вас с копьем?

– О черт, Эрнст! – вздохнул мистер Мандала. – Я обращусь к нему «сэр». Этому анекдоту сто лет. – Он зевнул, потянулся и задумчиво произнес: – Казалось бы, должны появиться новые… А все, что я слышал, были с бородой. Только вместо католиков или евреев – марсиане.

– И я заметил, мистер Мандала, – поддакнул Эрнст.

Мистер Мандала встал.

– Пожалуй, лучше идти спать, – посоветовал он. – Вечером эта орава может вернуться. Не понимаю зачем… Знаешь, что я думаю, Эрнст? Что через полгода о марсианах никто и не вспомнит. Их появление ни для кого ничего не меняет.

– Вы меня простите, мистер Мандала, – кротко сказал Эрнст, – но я не могу с вами согласиться. Для некоторых людей это меняет очень многое. Это чертовски многое меняет для меня.

Моим убеждением было и остается, что рассказ должен говорить сам за себя и что любые слова, которые автор прибавляет после завершения, – слабость, ложь или ошибка. Но одно я бы все-таки хотел сказать о причине, почему этот рассказ написан. Не для того, чтобы убедить, что причина хороша или что рассказ достигает задуманной цели, – это вы уже решили сами, как и положено. Но чтобы показать, насколько точно реальность повторяет искусство.

После написания рассказа я встретил священника из небольшого алабамского городка. Как и во многих церквях – не только в Алабаме, – он ломает голову над вопросом интеграции. И считает, что придумал, как решить – или хотя бы сгладить – эту проблему среди белых подростков в своей пастве: он рекомендует им читать фантастику в надежде, что они научатся, во-первых, сопереживать хотя бы зеленокожим марсианам, если не чернокожим американцам, и, во-вторых, тому, что все люди – братья… по крайней мере, перед лицом огромной вселенной, где, весьма вероятно, обитают существа, совсем на людей не похожие.