Она зомби - стр. 3
Он просто стоял вполоборота посреди коридора, всхлипывал, мелко трясся от страха и звал:
– Мама. Мама.
Она не понимала человеческую речь.
Ей также не было понятно и значение этого слова, она слышала только звук.
Любые сочетания слов, произносимых живыми, не имели для нее теперь ровным счетом никакого значения и смысла. Впрочем, злобное шипение других трупаков она тоже не восприняла бы как речь именно потому, что не наделены ожившие мертвецы возможностью того информативного общения, каким обладают живые.
В желании накинуться и вонзиться зубами в живую плоть, она приготовилась к прыжку.
Мальчишка не видел ее, просто стоял, сложив руки по швам так, будто в данный момент находился перед отчитывающим его за невыполненное домашнее задание строгим учителем.
В нетерпении она злобно зашипела.
– Мама, – только теперь обернулся на нее мальчик, и зрачки его глаз расширились от ужаса.
Ему следовало бы, наверное, бежать по коридору прочь, но вместо этого он просто попятился назад и спрятался в одной из комнат без окон и с выломанной дверью, после чего, осознав, что попал в ловушку, жалобно и громко вскрикнул.
Она последовала за ним и замерла в проеме двери, после чего затряслась и издала еще одно злобное и нетерпеливое шипение.
– Мама, не надо, – умоляюще всхлипнул мальчик.
Одна рука его была перебинтована в области локтя.
Спрятаться в тесной комнате ему было негде.
И все же что-то заставило ее немного помедлить с нападением.
Это было сродни наваждению, если, конечно такое объяснение можно использовать применительно к неживой сущности, а правильнее сказать, к трупу.
Неожиданно она увидела в теле ребенка сияющие рубиновым и алым цветом сплетения вен, капилляров и лимфоузлов. В такт биению сердца они вспыхивали и переливались из темно-бардового в ярко красный и алый.
Ей даже показалось в какой-то момент, что она слышит, как тихо шелестит, спеша по этим крохотным каналам в теле ребенка кровь, ощутила даже на расстоянии силу ее тепла.
И это мимолетное наваждение тут же прошло.
Она кинулась на ребенка.
И как только она это сделала, мальчик пронзительно завизжал.
Ей не было совершенно никакого дела до его крика, она желала только одного: схватить его шею скрюченными пальцами и вонзить в нее зубы.
И она уже почти сделала это, но какая-то мощная сила вдруг врезала ей по ногам и отбросила в сторону.
Удар сопровождался яркой вспышкой и громом.
Она отлетела к стене и ударилась о расположенный там металлический стеллаж со стеклянными банками, пробирками и медицинскими приборами, который тут же качнулся, после чего медленно и неумолимо завалился вперед, придавив ее.
Она даже не заметила, что к ранее имевшейся рваной и запекшейся ране на груди у нее добавилось еще одно огнестрельное ранение на левом колене.
И все что особь могла теперь делать, это только злобно шипеть на того, кто стоял теперь в дверном проеме и держал в одной руке нацеленный на нее дробовик, а в другой начатую бутылку виски.
Мальчик тут же спрятался за его спиной.
Мужчина пару мгновений стоял как обухом ударенный, после чего криво усмехнулся и произнес, обращаясь при этом, конечно же к придавленной стеллажом особи:
– Хуясе!
Он немного помолчал, потом сжал двумя пальцами переносицу и со скорбным выражением красного, напрочь пропитого лица, произнес: