Олька - стр. 37
Двор, заросший цветами, темные липы в морщинах. Она по-прежнему приходила сюда. Может быть ей нравилась тишина? Пара сигарет, гадкий растворимый кофе и отключенный мобильник. Кресло у окна, распахнутого в любую погоду. Тикающие в коридоре старые часы. Там она могла позволить себе быть собой, без дежурных улыбок, без обязательных никому не нужных по большому счету вещей. Вежливого холода, той фальшивой маски, за которой скрывались неуверенность и страх ошибиться. Обратной стороны монеты, за которую продалась. Ценой ошибки, как она подозревала, была бы ее новая жизнь, стремительно летевшая, словно Ольку подхватил ураган и нес ее в ворохе бумаг туда, куда она понятия не имела. Остановиться было уже не в ее силах.
– Слушай, Ольк, ты документы по «Сарматтрейду» подготовила? Иваныч только звонил… – казалось, он никогда не отдыхал. Никогда не жил просто для себя, бежал заводной машинкой по полу. Олька подумала, что когда-нибудь эта сжатая пружина лопнет, завьется со стальным звоном и время остановится. Механизм развалится на острые шипастые внутренности, выставив напоказ то, что когда-то работало. В потеках масла, внутреннего мира владельца, который это тщательно пытался скрыть.
– Подготовила, Глеб Борисович. Только печати не поставила, бухгалтерия уже разошлась. Ден должен был им позвонить, я ему написала.
Небо над Москвой порвалось, и из прорех посыпал снег. Она шагала к старому дому мимо скелетов зимних деревьев. Трубка у уха ощутимо нагрелась.
– Почему? – в динамике фоном шел звон посуды, тихая музыка, смех и разговоры. Глеб где-то ужинал.
Она пожала плечами, действительно: Почему? Потому что пятница, потому что было восемь часов вечера. И цифры к ней попали уже после того, как все разошлись и офис затих.
– Ладно. В понедельник отправим, – он хотел еще что-то добавить, Олька это чувствовала, но не стал. – Пока!
– До свидания, Глеб Борисович, – положив трубку, она представила, как он привычно поджимает губы и о чем-то думает. О чем- то важном, может быть даже о том, что не сказал. Вертит за ножку винный бокал, ковыряется в нарезанном стриплойне или улыбается кому-то. Кому-то красивому, но не ей. Может быть даже Алине. Впрочем, в этом она сильно сомневалась, за год много чего произошло. Прошла зима с весной, лето сменила поздняя осень. Теперь стрекот счетной машинки не вызывал у нее ровно никаких эмоций. К Глебу они заходили обе и занимались там вовсе не сексом.
Принять деньги здесь и выдать где-нибудь в Дубае за вычетом комиссии. Две-три переброски, невинные на первый взгляд сделки, позволяющие делать большие деньги в относительной тишине. Так это работало до нее. Но теперь они выдавали больше, чем принимали. Пара процентов сверху, казалось бы, невыгодно, и это стало тем фокусом, над тайной которого ломали голову конкуренты. Дела у Глеба шли в гору. Договариваться с контрагентами стало намного легче.
Поначалу Олькин баланс никак не складывался. Но потом сошелся. И это оказалось совсем простая схема, сложившаяся только потому, что она совершенно ничего не понимала. Ничего не понимала, но старательно корпела над бумагами полгода, целых полгода, словно разгадывала сложную загадку. Сидела, пытаясь понять, как все работает. Принять здесь, выдать там. Комиссия, транзакция на криптокошелек. Что такое криптокошелек она не знала, а узнать поленилась. Поэтому просто придумала перечислять суммы от арабского офиса, без движения денег. Максимально упростив схему. Наличные оставались у Глеба, а за границей двигались по вполне легальным сделкам. Они платили больше, чем принимали, пока все пыхтели на крипте, теряя деньги на разнице курсов и расходов клиринга.