Олька - стр. 36

– Оль! С «Альянса» звонили? – Глеб выглядывал из кабинета.

– Нет, Глеб Борисович.

Он огорченно махнул рукой и скрылся. Олька вздохнула и подумала, что для него она, наверное, не более чем предмет мебели. Говорящий красивый диван с зелеными кошачьими глазами. Который только-только стал тут своим. Вписался в интерьер, сохранив хрупкий баланс между прошлой жизнью и настоящим. А ведь Глеб даже не подозревает, как нелегко ей это далось. Это понимание.

Понимание того, что вообще надо делать. В этом нормальном мире. В котором по-настоящему нельзя было сойти с ума перепрыгивая из постели в постель. В котором время ничего не стоило, если это только не было временем ожидания такси или антикафе. В мире пластиковых судочков с котлетами. И единственная вещь, что связывала Олькино прошлое и настоящее – были деньги. Странная ценность, к которой она небрежно относилась. И тут и там они присутствовали. Хотя стоили, наверное, по-разному. Она пожала плечами. Раньше ей не хватало, сейчас все изменилось. Пару раз она даже пыталась выяснить, почему так. Но ничего не получилось, считать она по-прежнему ленилась. Все закончилось парой страниц в записной книжке старательно исписанных каракулями.

Сорок пять тысяч – квартира

Пятнадцать – Алла Матвеевна

Три тысячи – продукты, плюс семьсот зачеркнуто.

Знак вопроса пятьсот девяносто рублей.

Зачеркнуто – три тысячи семьсот, после чего стояла пометка «Потеряла»

Карта «Тройка» – вопрос

Кристина кофе – тысяча

Она сдалась на третьей странице, после того как аккуратно вывела: «Сапоги». Сдалась, потому что выкинула чек. Впрочем, эту последнюю запись она обвела красивой виньеткой и поставила три восклицательных знака, потому что те были очень даже ничего. Темно- серые на белой подошве из мягкой, приятной на ощупь кожи.

– Красивые, – оценила Кристина. – Сколько отдала?

Олька немного подумала, припомнив пустое место на странице, и назвала выдуманную цифру.

– Не помнишь, – заключила подруга. – Ты никогда не поменяешься, Оль.

Ты никогда не поменяешься. Кристина ошибалась, и Олька это чувствовала. Что-то было не так. Что-то перестало быть прежним. Изменилось, пусть пока и не совсем. Во всяком случае, сейчас ей хотелось знать, сколько стоили эти сапоги, и где она потеряла три тысячи семьсот рублей.

За стеной был слышен тихий разговор, Алина деланно рассмеялась. Сучка. Олька решительно отставила чашку и вышла из-за стола. Надо покурить. Сегодня она была одна против целого мира, и шансы были примерно равны.

– Оль! Не забудь про реестры! – напомнила главбухша из своей берлоги, – я уже убегаю.

– Не забуду, Евгень Евгеньевна. Сейчас покурю и отнесу.

– Смотри. А то Глеб опять уедет, останемся без подписи.

За стеной скрипнуло кресло, Олька поморщилась и бросила взгляд на дверь. Чем они там занимаются? Вряд ли любовью. Хотя…

Хотя.

Глеб всегда звонил неожиданно. Как бог на душу положит: утром, вечером, ночью, не разбирая времени и обстоятельств. Даже сегодня в законный Олькин выходной. Названивал в обычной своей настырной манере, будто речь шла о жизни и смерти. Она вынула пиликающий телефон из кармана шубы. Три пропущенных, а на экране светился еще один входящий.

– Ты где? – пропустив приветствие, спросил он.

– Да, так, гуляю, – она никогда не говорила ему, про старую квартиру. Квартиру на Малом Строченовском, которую она почему-то оставила за собой. Из каких-то неясных побуждений, неясных даже для нее самой. Впрочем, про это она никому не говорила: ни Никите, ни Денису, ни Евгень Евгеньевне, когда они выходили покурить и случался обычный пустой треп. Нерешаемые проблемы каждого словно хронические болезни лекарства от которых или стоили дорого или еще не были изобретены. Главбухова ипотека, которой не было видно конца, автобусы Никиты, вынужденного добираться из поселка со смешным названием Филимонки. Каждый раз, когда он произносил это самое Филимонки, ей хотелось хихикнуть. Затем следовала Денчикова очередь в детский сад, ссоры с женой и кредитный «Фольксваген». Деньги, проблемы, быт – лишком далекие от нее понятия. В те моменты Олька помалкивала, щурила кошачьи глаза, прошлое было ее собственностью. И делиться ни с кем она не желала. Да и что она могла рассказать? Прошлое осталось здесь в маленьком месте, отделенном от ворчащей Москвы полуразрушенным кирпичным забором. На Малом Строченовском сорок один.