Олька - стр. 30
Представить все это Ольке было сложно, коньяк уже давал о себе знать. В голове мягко шумело. Поразмыслив секунду над богом и воробьями, она сделала умное лицо и промолчала.
– Богом быть трудно, сплошная суета,– задумчиво продолжила ее собеседница. – Проще быть воробьем.
Из цветущих люпинов появился Кися Пися, прыгнул на лавку и просительно замурчал. Олька наделила его куском колбасы. И даже попыталась погладить, но кот недовольно мяукнул, а потом отошел в самый дальний угол беседки, где принялся ужинать, потешно дергая головой. Алла Матвеевна отпила глоток и задумчиво посмотрела на нее. А потом неожиданно спросила.
– Решила все бросить, Оль, так ведь?
– Что бросить?
– Ну. Все, Оль. Ты думаешь, я не знаю? – квартирная хозяйка улыбнулась. Как у нее это получалось? Алла Матвеевна улыбалась как королева. Олька поняла, что она чувствовала, когда с ней встречалась. Она чувствовала восхищение. Хотела бы она улыбаться так же, но понимала – это невозможно, ведь она не бог всех воробьев. Да и вообще, наверное, дура. И в этом ее главный грех.
– Ты же индивидуалка, так же? Я тебя и пустила, поэтому. Поняла сразу.
Олька даже задохнулась, ничего себе! В голове зашумело еще больше, и она почувствовала стеснение. Словно была голой. Сидела голой на потемневшем дереве и вела дурацкие разговоры. Солнце моргнуло сквозь листву, бросив на него взгляд, Олька поджала губы.
– Если хочешь знать и Димочка тоже. Но у него своя история, – беззаботно бросила Алла Матвеевна, будто говорила об обычных вещах. Ее совсем ничего не смущало, она спокойно смотрела на Ольку.
– Димочка?
– Ну, да, – хозяйка чиркнула зажигалкой и откинулась на спинку старой лавочки. Бутылка коньяка перед ними таинственно светилась. Из-за глухой растительности доносился шум Москвы, словно город был недоволен. И старательно пытался им это втолковать. Фыркал как кот, которому не досталось колбасы. Впрочем, им обеим было на это плевать. Черт с ним с городом, он никогда не понимал людей, которые его населяли. Давал мало, брал много, словно сам был ломбардом, в котором отдавали жизнь, а получали призрак надежды. Получали околонулевые шансы, в лучшем случае, один на миллион.
– И дядь Женя?
В ответ Алла Матвеевна захохотала. Прямо сразу взяла и захохотала. Словно ожидала от нее этого вопроса. Шлепнула себя по коленям, спрятала лицо в ладонях. Сигарета дымила между сжатыми пальцами.
– Господи, Господи, Оля, – тихо проговорила она, а потом, задыхаясь от смеха уточнила.– Женька?
Недоумевающая Олька поняла, что сморозила большую глупость. Но кивнула.
– Женька?! – повторила Алла Матвеевна. – Как ты себе это представляешь? Женька племянник мой. Его в Первую кампанию в Чечне контузило, еле откачали. Думала – всю оставшуюся жизнь овощем будет. Господи, сколько он по госпиталям и больничкам лежал, ты не представляешь даже. Я его полгода с ложечки кормила. Сестра умерла Царство Небесное, не выдержала, он в ее квартире и живет. Приглядываю за ним, чтобы не накуролесил чего.
– Но если мы с Димочкой инди, то почему вы пустили именно нас?
В ответ ее собеседница замолчала, задумчиво выдохнула дым. Посмотрела на Ольку и отвела взгляд. Что-то было странное во всем этом: в разговоре, в Алле Матвеевне, во всем. Олька подумала, что если была бы поумней, поняла бы. А так, не стоило и стараться.