Октябрьский сороковой - стр. 3

– Эй, да как же я тебе в бутылку наделаю горлышко-то узкое, вообще уже зверье. – парировал мужик. Рому удивил диалог. Он был потрясен жестоким отношением старлея.

– Слушай Олег, дай мужику в туалет сходить, что тебе стоит? – спросил, проникшись проблемой мужичка.

Тюрнеев вновь поднял на Рому глаза, на его лице выразилось искреннее удивление некомпетентностью вновь прибывшего опера.

– Так он гадит! – авторитетно и безапелляционно заявил Олег.

– В смысле гадит? – растерянно спросил Рома, не понимая тонкостей «нижнего придела ада».

– Ну так. Просто гадит… – ответил старлей.

– Эй начальник, давай камеру открывай, а то насцу тебе тут на пол…, – угрожающе прозвучало из-за решётки тоном, дающим понять, что вот-вот угрозу исполнят.

– Я тебе насцу…, только попробуй, вообще тогда отсюда не выйдешь, – зло парировал Тюрнев. – Ну как тебе пассажир? – сменив тон обратился к Роме, кивнув в сторону камеры. – Добро пожаловать в мой мир мальчик. Это, кстати, самый безобидный персонаж. В прошлый «заезд», он мне весь туалет изгадил, блеванул потом еще на пол в конце.

– Что предлагаешь делать? Самому убирать? Хорошо, что в запасе в соседней камере у меня тогда особы с низкой социальной ответственностью грустили. Их раньше где-то в районе трассы приняли, в общем отогревались. В результате скоротечных переговоров дамы согласились мне помочь с возникшим горем. Но фей пришлось отпустить, – с грустью констатировал старлей. Ох и получил я, нагоняя…. Что предлагаешь, повторить? Только предупреждаю камеры пустые…, – он оглянулся, намекая, что, если, что… Роме придётся устранять последствия самому.

– Слушай, Олег, дай ключи, категорично заявил Рома, глупо не обращая внимания на предупреждение и протянул руку требуя. Тюрнев пожал плечами, улыбнулся. Ни говоря ни слова встал с места, направился к сейфу-ящику, где висели ключи от камер и повозившись открыл.

– На, держи. Если, что ты отвечаешь! – Безапелляционно заявил. Рома кивнул соглашаясь, взял ключи, подошел к камере и открыл дверь.

– Пошли, – обратился к задержанному.

– Вот так бы и сразу, – недовольно ответил мужичонка с шишкой, вставая со скамейки. – Есть же среди вас, шакалов, люди. Между прочем это мое право. Я не виноват, что вы меня тут держите, – добавил он. На обидный выпад, Рома смолчал. Стерпел, зная, что вокруг расположены камеры наблюдения.

– Откуда у тебя такой шишак на лбу? – в место агрессии, спросил у арестанта, сбив того толку.

– Наташка, сука, сковородкой огрела. Чтоб сдохла, тварь, – зло ответил мужичек. Потрогал шишку рукой и поморщился от боли.

– Получается она тебя сковородкой, а ты за это в «обезьяннике»? – улыбаясь спросил Роман.

– А у них там с годами все отработано до мелочей. Сначала пьянка, затем драка по «алкашке», чтобы не скучно было. А потом кто первей вызвал наряд – тот жертва и не виноват. Кто опоздал с вызовом, в проигрыше – едет в «обезьянник»! А затем пьяная месть и все по новой. Спорт! Ничего ты Рома не понимаешь в светских этикетах, – съязвил старлей и засмеялся. Рома его поддержал и тоже заржал. – Ладно идем, – Ромчик указал рукой в сторону уборной, – только не дай Бог хоть каплю на пол проронишь, угрожающе предупредил он.

– Так…, мой орел сизокрылый, хорош бездельничать. Дельце у меня к тебе одно блатное, – обратился Тюрнев к Роме, когда тот возвратил мужичонку с шишкой обратно в камеру. – Нужно на адресок один интересный смотаться. Но сначала тебе надо к местному тамошнему участковому заглянуть, чтобы он ввел тебя, так сказать, в курс дела, – объяснил старлей, хитро улыбнувшись. Полез в «шухлядку» стола. – Вот! – достал оттуда стопку исписанных мелким почерком листков.