Октябрьский сороковой - стр. 2

– Не знаю, Валентин Павлович, вам видней. – Ответил Рома, точно поняв, что сейчас его увольнять не собираются.

– В смысле мне видней? – начальник напустил на себя непонимающий вид. – Так это отпуск твой, тупица. Вот, – отделил один листок. – Деревня, рыбалка. А вот это. – взял другой, – дрова грибы, велосипед. Классный отпуск? – босс снова уставился на Рому требуя объяснений.

– Палыч не понимаю к чему вы? – спросил тот у начальника.

– Рома, какая к херам деревня? Ты же сам знаешь. Все десять дней ты сучек пробухал у себя дома. Вот заявы на тебя от соседей, – вновь потряс бумагами. – Пьяный ночью на гитаре играл. Рома, ты, что гитарист? А вот с бомжами у мусорки дрался. Здесь соседа спаивал, курили в подъезде, голый танцевал в четыре утра во дворе…

А вот! – Палыч взял особую бумагу, аккуратно отпечатанную шрифтом с печатью. – Участкового за грудки хватал, обещал его в камеру к ворам посадить. – начальник замолчал, кинув бумаги на стол. У Ромы просто не было слов в оправдание. Он смутно помнил прошедшие десять дней, очень неточно.

– Иди ирод с глаз моих долой. – Произнес без предупреждения начальник. – Иди в дежурку, поступаешь в распоряжение к Тюрневу, теперь там будешь. У Ромы сперло в зобу.

– Валентин Палыч, да как так-то? Почему к Тюрневу? – Выдал он.

– Все, без обсуждений, исправишься, поглядим на твое поведение. Давай дуй отсюда, у меня дел по горло, тебя отмазывать, к примеру, с участковым… А, забыл спросить, где твоя Света? – начальник вопросительно посмотрел на Рому.

– Ушла она. – честно признался тот. – Месяц назад с дочкой, у мамы своей теперь живет. Я приезжал к ним. Она сказала, что я урод и пока поживет с мамой, а потом поглядит. А доча по мне скучает. – Сказал Рома, тяжело вздохнув.

– Поэтому бухал? – сочувственно спросил Палыч. Рома утвердительно кивнул. Повисла пауза….

– Ну все, давай отсюда, еще жалобить меня будешь. – начальник очнулся, махнул рукой, мол, вали.

– Приветствую тебя на смерть идущий! – воскликнул старший лейтенант Тюрнев при появлении Ромы. Он оторвался от заполнения бумаг, с интересом рассматривая гостя. Лейтенант сидел за одиноко стоящим, небольшим черным столом. На его лице застыла ехидная улыбка.

– Самое дно клоаки. Конечная…, – обреченно парировал Рома, как бы ни к кому обращаясь. Он обвел рукой помещение изолятора временного содержания местного отделения.

– Начальник дай попить, – внезапно прозвучало из-за решётки «обезьянника». Всего их было четыре камеры, сейчас пустых. – Можно в туалет? Сейчас в натуре обоссусь… – Там в темноте клетки, трагично заседал одинокий арестованный персонаж. Небольшой лысый мужичонка лет пятидесяти пяти, в красном свитере и с огромной шишкой на лбу. Парни машинально повернули головы в его сторону. Тюрнев перестал улыбаться, обыденно произнеся в адрес постояльца:

– Евгенич, ты бы определился, что тебе первей? И снова, расплылся в улыбке. Рома тоже засмеялся.

– Смейтесь, смейтесь, шакалы, – зло огрызнулся в ответ мужичек. – Вам бы только издеваться над людьми, – обиженно ответил временный арестант.

– Тоже мне жертва «Гулага» нашлась. – Произнес с раздражением Тюрнев. Улыбка исчезла с его лица. – Вон, есть у тебя бутылка из-под колы, сцы в неё. Категорично заявил и замолчал, давая понять, что разговор окончен.