Окраина. Альманах - стр. 5
Тишина неуловимо изменила оттенок.
– Римма Васильевна…
– Да, детка?
– Я решила уйти из театра.
Дети прижали уши и втянули головы в плечи. На Каримову никто не смотрел, кроме Сони, которая мало что понимала. Впрочем, ничего особенного не произошло.
– Что ж, – сказала Фомина. – Не держу.
И отвернулась.
…
Остаться в театре Ирина никак не могла.
– Никому не интересно смотреть, как ты путаешься в собственных ногах! – кричала Фомина на репетициях.
– Ты живая вообще? – интересовалась. – Ира, я стесняюсь спросить, у тебя в жизни секс – был?
– Так, послушайте все! – объявляла. – Вот у нас Ира Каримова пропустила прогон… Потому что у неё умерла бабушка. Сообщаю. Для тех, кто не знает! Театр – это искусство коллективное. И вы знаете, сколько тут, во Дворце, коллективов, кроме нас! Знаете, как редко нам дают сцену. Меня не волнует – вы слышите, не волнует! – что у вас происходит в вашей личной жизни! Дали сцену – извольте быть. Здесь! На этом самом месте!
Ирка потом рыдала, забившись в гигантский платяной шкаф, вздрагивала и тряслась среди фраков, пышных юбок, а Сергей Палыч тихонько гладил её по голове и говорил:
– Ируша, ты на неё не обижайся… Это просто темперамент такой…
Иру убивал этот темперамент. Выходя с репетиций, она кое-как добиралась до дома, забиралась в ванну, и лежала там отмокая. Она лежала в ванне, а баба Маня лежала в земле, и надо было играть спектакль, потому что театр – искусство коллективное.
В гробу она видела это искусство.
…
Фомина раздала детям отпечатанные листки пьесы. Одну из пачек сунула Соне. Соня испуганно подняла глаза – сидевший рядом Сергей Палыч сжал ей руку, сделал, как мог, страшное лицо: молчи!
История начиналась с того, что в свой деревенский дом приезжает брюзгливый профессор. Никто даже не спросил, кто его сыграет. Конечно, Сергей Павлович! У профессора – молодая красивая жена.
– Это будет Люба, – определила Фомина.
– То есть Сергей Палыч мой муж?
– Муж тебе низачем не нужен, а вот есть у тебя кавалер, который ради тебя постоянно в округе отирается… Это Сеня.
– Целоваться будем? – ухмыльнулся Сазонов.
– С тобой, Сенечка, всегда! Даже если в пьесе этого нет! – Люба обворожительно улыбнулась.
– Соня! Тебе даже к сценическому имени привыкать не придётся, сыграешь тёзку…
– Боже мой, кого она мне сыграет, она же в зеркало на себя и то стесняется смотреть…
Дети шелестели страницами.
«Я некрасива… Некрасива!» Соня читала и перечитывала эти слова – первые попавшиеся слова её героини – и от ужаса ничего не понимала.
Сергей Палыч достал из футляра очки, надел их, уставился в текст, шевеля губами.
– …И что, мы – вот это будем ставить? – сказал вдруг Сазонов.
– Другого-то ничего нет? – поддержал его Вовка. – Тут фигня какая-то, я не понимаю ничего…
– У тебя прекрасные широкие плечи, Вова, – прищурилась Фомина. – И очень красивые руки.
– В смысле? – не понял Вовка.
– Римма Васильевна хочет сказать, извини, Вова, что чувство прекрасного не твоя сильная сторона, – разъяснил Сергей Палыч.
– Так. Дай сюда, – Фомина забрала у Вовки листки с текстом, повернулась к Королевичу:
– Вадик, вылезай из угла. Ты у меня будешь звезда, вот, держи, отсюда начнёшь читать…
Королевич взял роль дрожащей рукой.
…
Соня теперь приходила к Фоминой каждый день – работать над ролью.
– Смотри, какое слово тут самое важное? Вот это? Или всё-таки это? Во-оот. Его надо выделить.