Окраина. Альманах - стр. 7
Единственное, чем была недовольна Фомина – финальным монологом Сони. Ну, не умеет девочка заплакать на сцене. Хоть ты что с ней делай! Но в целом спектакль было не стыдно показывать.
3.
На фестивале Королевич объелся мороженым и потерял голос.
– Сколько же он его съел? Тонну? – простонал Сазонов. – Я в детстве десятками мороженки жрал, и ничего…
– Да тебя из пушки не убьёшь, Сазон, нашёл, с кем себя сравнивать!
– Ну всё, – сказала Фомина. – Придётся снимать спектакль с показа.
– Как – снимать?!
– Подождите…
– У него же там две фразы всего! Давайте вырежем!
– Давай тебе палец отрежем, Вова. У тебя ведь десять, зачем тебе все?
– Римма Васильевна говорит, – по привычке объяснил Сергей Палыч, – что спектакль – это единый организм и даже если какая-то из его частей маленькая, это не значит, что она не нужна…
– Римма Васильевна! – крикнула Соня. – А давайте кого-нибудь попросим заменить Вадика!
– Кого попросим? Спектакль через три часа!
– Ну, слов-то там немного, можно выучить… – буркнул Сазонов.
– Слов-то немного! А куда идти? Что делать? На сцене надо жить! Для этого надо знать всю историю!
– Так вот Маслов знает, пусть он… Всё равно простаивает!
– А что? – я могу…
Сазонов не удержался:
– Выходит такой Вова и говорит: «Жена моя сбежала от меня на второй день после свадьбы, по причине того что во время брачной ночи я сломал ей три ребра!»
Соне показалось, что Фомина сейчас Сенечку убьёт.
Однако та уже взяла себя в руки.
– Так. Никто никуда не уходит! И мороженого – убийственный взгляд на Королевича – не ест! Через час жду всех на сцене. Прогоним ещё раз спектакль. Ключевые моменты. Грим потом.
В своём номере набрала Кобрина.
– Семён. Ты ведь местных артистов знаешь? Мне нужен толковый парень, способный связать пару слов и не стоять на сцене столбом.
…
Королевич смотрел спектакль из зала, первый и единственный раз. Ему было стыдно за мороженое – вот ведь, не удержался… И он сначала даже не понимал, что говорят: мучился, что всех подвёл. Казалось ему, что сейчас на сцену, где должен стоять он – он, Королевич! – просто никто не выйдет и там, где были его слова, поместится тишина. И все – Люба, Соня, Сеня, Сергей Павлович – будут смотреть на него молча, и тогда он заплачет от стыда и умрёт на месте… Но вышел кто-то, вдруг взял и вышел. Это был незнакомый кто-то, первый раз в жизни видел его Королевич, но он говорил правильные слова – Королевич шептал их беззвучно со своего одиннадцатого ряда. Нет, нет, всё получилось хорошо, не пропал спектакль, и можно было не бояться. Он ещё поводил глазами туда и сюда: не заметно ли кому-нибудь в зале, что на сцене не тот человек?
Но все сидели спокойно. Слушали.
Королевич тоже стал слушать.
И вдруг провалился в историю.
Исчезли Люба и Сеня – теперь это были Елена Андреевна, доктор Астров… Соня исчезла, оказалась совсем незнакомой девушкой. Так жалко было её! Так всех их было жалко!
А потом это случилось. Соня подошла к краю сцены и заговорила, глядя прямо в глаза Королевичу.
– Что же делать? Надо жить…
Жизнь не обещала ничего хорошего, и по щекам Сони текли слёзы: ах как же долго ещё придётся жить, как долго! Трудиться для других, и теперь, и в старости, не зная покоя. Ничего не ожидая для себя.
И ужаснулся Королевич. А ведь и правда… Ничего нет в ней, в жизни, хорошего…