Око за око - стр. 31

– Ешь!

Худой раб жадно потянулся губами к ломтю, но его пальцы натолкнулись на ярмо. Он наклонился вперед, пытаясь просунуть хлеб, – и снова ничего не получилось.

Раб извивался, отгибал тело назад, даже подпрыгивал, но каждая его попытка кончалась одним и тем же: он никак не мог донести хлеба до рта.

– Видишь? – торжествовал купец. – Я не кормил его целых два дня, и все равно он ничего не может поделать! Ешь! – закричал он на раба. – Ешь, а не то я снова отниму у тебя хлеб, и ты не увидишь его еще два дня!

Купцы хохотали, тут же заключались пари: удастся ли голодному рабу проглотить хотя бы кусок хлеба. Ставки возросли до десяти драхм. Смеялся и сам Эвбулид.

После последней отчаянной попытки хлеб выскользнул из пальцев раба, он сел на пыльную землю и стал шарить вокруг себя руками. Слезы текли по его лицу, падая на ярмо.

– Ну, что скажешь? – заворковал над ухом Эвбулида купец. – Надежна моя «собачка»? А теперь представь, что в руке моего раба не ломоть хлеба, а мука с твоей – да ниспошлют ей удачу боги – мельницы! С такой охраной ни одна горсть муки не будет съедена твоими прожорливыми рабами!

– Ладно, беру! – смеясь, согласился Эвбулид. – Вели рабу надеть на моих сколотов по такой «собаке»! А ты, – нашел он глазами Армена, – отведешь их в мой дом и скажешь Гедите, чтобы она, как полагается, посадила к очагу и обсыпала их сухими фруктами и сладостями. Да чтоб не забыла произнести при этом пожелание, чтобы покупка пошла на благо дому. А потом на мельницу их – и сегодня же за работу!

Прощальный ужин в доме Луция Пропорция подходил к концу, когда в комнату пирующих вошел смуглолицый раб. Щурясь от яркого света и косясь на кувшины с вином, он нашел глазами хозяина, забавлявшегося на пурпурных подушках с юной танцовщицей тем, что подносил и отдергивал от ее губ сочную сливу. Подбежал к нему и шепнул на ухо:

– Господин! Там в двери ломится какой-то оборванец!

– Дай ему кость и пусть ступает своей дорогой! – благодушно махнул рукой Луций.

– Кто поздно приходит – тому кости! – подтвердил один из его пьяных клиентов, роняя голову на стол.

– Я так и поступил, господин, – ухмыльнулся раб. – Дал затрещину и бросил кость. Но он не уходит. Он сказал, что сгноит меня в яме! – пожаловался он.

– Моего раба?! – вскричал Луций. – Спусти с цепи собак!

– Я б так и сделал, господин но…

– Но?!

Рука Пропорция, не привыкшего к возражениям в собственном доме, да еще от раба, замерла в воздухе, и танцовщица проворно ухватила губами сливу.

– Я не спустил на этого грязного оборванца собак только потому, что он непременно хочет говорить с тобой! – объяснил раб.

– Оборванец? Со мной?! Прот, ты в своем уме?!!

– Это он, наверное, сошел с ума, потому что утверждает, что он твой давний друг! – огрызнулся раб.

– Луций, что я слышу! – воскликнул из угла взъерошенный клиент, вкладывая в ладошку флейтистки денарий. – Ты уже водишь дружбу с нищими?

Пропорций, сопя, поднялся. Оттолкнув ногой недогадливого раба, из-за которого его подняли на смех клиенты, он с раздражением произнес:

– А ну, тащи его сюда. Да живо! Мне самому хочется взглянуть на этого моего «друга»!

– Бегу, господин! – с готовностью бросился выполнять приказание Прот.

– Постой! – окликнул его Луций. – Скажи прокуратору,