Океан безмолвия - стр. 31

– Сволочь ты, Дрю, – буркнул я.

Он прислоняется к своей машине и испускает вздох облегчения.

– Это точно.

Я с трудом открываю глаза, с минуту пытаюсь сообразить, где нахожусь. Старательно пытаюсь, изо всех сил – хоть бы какая зацепка. Меня это жутко пугает. Убираю волосы с лица, чтобы оглядеться и понять, что же, черт возьми, происходит. Наверняка мне известно только то, что минувшей ночью какие-то карлики взобрались на меня и спутали мои волосы в массу крошечных узелков; что я, должно быть, спала с открытым ртом, потому что в него что-то залезло и там сдохло; и что какое-то вихревое поле засосало меня в мультяшный мир, где мне на голову свалилась наковальня.

Я прижимаю ладонь ко лбу, пытаясь задавить стук в голове, и одновременно, не без усилий, принимаю сидячее положение. Я на чьем-то диване. На чьем-то диване. На чьем-то диване. Едва память ко мне возвращается, я начинаю жалеть об этом: лучше бы не вспоминать.

– Доброе утро, солнышко! – Чертов Джош Беннетт. Почти уверена, что именно так записано в его свидетельстве о рождении. Я не успеваю выяснить, почему я здесь и какую игру он ведет, обращаясь ко мне с притворной радостью в приторно-елейном голосе, и все говорит, говорит, не переводя дыхания. Меня это озадачивает: может, настоящего Джоша Беннетта похитили инопланетяне или карлики увели куда-то после того, как спутали мне волосы? – Как же я рад, что ты проснулась. Я уже стал беспокоиться, что тебе плохо. Ты всю ночь блевала, как из пушки. – Я морщусь – то ли от физической боли, то ли от стыда. Он видит мое смущение, но его это не останавливает. Пожалуй, напротив, вдохновляет. – Нет-нет, не забивай этим свою прелестную головку, – продолжает он с поддельной искренностью в голосе, потом на мгновение умолкает, смерив меня взглядом. – Ну, может быть, сегодня и не очень прелестную, а ночью она была совсем уж не прелестная, но все равно – не бери в голову. Всего-то четыре-пять полотенец – и все убрано, а через день-два и запах выветрится. Надеюсь, твои волосы не очень слиплись. Я старался как мог, но, будь они убраны в хвост, проблем было бы меньше.

Джош Беннетт вытирал за мной блевотину. Фантастика. Еще и издевается. Даже не знаю, что хуже: Джош Беннетт – сердитый папочка или Джош Беннетт – саркастический насмешник. Я с удовольствием врезала бы обоим, да только не уверена, что руку сумею поднять.

Какого черта я здесь делаю? Последнее, что я помню, – мы с Дрю на вечеринке, народу тьма, в руке у меня бокал, напиток на вкус очень подозрительный, будто и не алкоголь вовсе. Я оглядываю себя. Слава богу, что на мне та же одежда, хоть и заблеванная, в которой я была накануне вечером. Во всяком случае, Джошу Беннетту не пришлось меня раздевать и предлагать мне чистые трусы. Слабое утешение. Я как раз замечаю, что, хоть я и в своей одежде, но бюстгальтер мой куда-то пропал. Пытаюсь оглядеться: может, где-нибудь на полу валяется? Голова раскалывается от малейшего движения.

Джош Беннетт болтает не переставая, но я не понимаю ни слова, хотя голос его будто в черепе моем гремит. Кажется, он все еще вещает про «конский хвост». Про то, что пьяным девицам нельзя ходить с распущенными волосами. Хоть бы говорил потише. Как будто выступает со сцены, силясь докричаться до последних рядов в зале, – очень громко.