Огонь посредине зимы - стр. 32
Опустив крышку инструмента, Лотта поднялась и вскрикнула, прижав ладонь к груди:
— Ай, кажется, булавка вошла под кожу! Нужно немедленно ее вытащить.
Рудольф раскусил ее задумку. Он полагал, Лотта попросит его о помощи, и заранее предвкушал гримасу досады на ее лице после отказа. Увы, Амалия и ее младшая дочь оказались куда изобретательнее. Ловкие девичьи пальцы торопливо расстегнули крючки, потянули за ленты, и пышная грудь Лотты предстала перед Рудольфом во всем великолепии. Разумеется, на ней не было ни кровинки.
— Что вы делаете? — нахмурился он, когда Лотта, одной рукой, для вида, прикрывая грудь, легла на клавесин и взбила себе юбки до бедер.
— Вы меня скомпрометировали, вот что. Маменька и сестра подтвердят, вы меня вожделели и, воспользовавшись случаем, попытались овладеть.
В это время отворилась дверь, явив баронскую супружескую чету. За их спинами маячила мрачная Франческа.
Словно ко команде, Лотта подскочила и, заливаясь фальшивыми слезами, принялась приводить себя в порядок. Этого Рудольф вынести уже не мог. Одно дело –сватовство, другое — принуждение к браку.
— Не ожидал от вас! — сверкнув глазами, бросил Рудольф в лицо Гидемину.
— Я тоже. Обесчестить мою дочь в моем же собственном доме!..
Сквозь маску возмущения пробивалась довольная улыбка. Теперь Рудольфу не отвертеться, он женится на Лотте! Хорошо жена все придумала, как чувствовала, что обычным путем с фон Алексаи не породниться.
Франческа ни рожи ни кожи, а вот Лотта… Даром младшая, смелая, честолюбивая, удачно разыграла свой козырь.
— Ваша дочь — лгунья! Меня не интересуют ее прелести, пусть предложит их кому-то другому.
Рудольф с трудом удерживался от грубости. Он вихрем пронесся мимо хозяина и его растерянной супруги, оттолкнув Франческу, сбежал по лестнице в холл.
— Пальто, коня! Быстро!
Он не задержится в этом доме ни минуты.
— Постой, Рудольф, ты обязан!.. — словно в тумане, донесся до него голос Гидемина с площадки второго этажа. — Моя дочь…
— К Лаю вас и ваших дочерей! — взорвался Рудольф. Кровь пульсировала в висках, налила багрянцем его бледное лицо. — Я лучше умру, чем прикоснусь к одной из них! Тупые курицы! Развратные уродины! Дурак тот, кто возьмет их в жены!
Наконец подали пальто и перчатки. Он с облегчением выскочил на свежий воздух и в снежном вихре унесся прочь.
Кровь по-прежнему бурлила в жилах. Рудольф летел сломя голову, нещадно нахлестывая коня. Улицы, дома, фонари слились в одно размазанное пятно. Ветер морозцем хлестал по щекам, пробирался сквозь одежду, решив потягаться с ледяным даром. Закусив удила, конь несся по мостовой, разгоняя прохожих. Они порскали из-под копыт, шептались: «Ненормальный!»
Рудольф ничего не замечал. Ни того, как едва не снес праздничную палатку, ни того, как опасно скользили, выбивали ледяные искры копыта коня. Он едва ли сознавал, где находится. Чувства отмерли, осталось только одно, алой пеленой застилавшее глаза.
Знал ли Гидемин, участвовал ли в отвратительном дамском заговоре?
К ярости присоединялась брезгливость.
Как низко пала Лотта, и все лишь бы стать графиней, в качестве жены посла уехать в Иландрию! Как легко, без тени стыда оголилась! Оставалось только снять панталоны и раздвинуть ноги — вылитая уличная девка. И кто, дочка фон Эрде!
— Кому можно доверять, если даже близкие и былые друзья предают! — в сердцах вопросил Рудольф мироздание.