Огненный дождь - стр. 66
Умила. И рядом – Тилла. Одна нежная, хрупкая… гордая – да, куда уж княжеской дочке без этого. Другая… нежности и хрупкости нет вовсе. Красота… Да красива, дикой красотой медведицы. Зато не колеблется кого выбирать. С давних пор не колеблется, с четырнадцати девчоночьих вёсен.
Ярослав пошевелился, и Тилла, которая вроде и дремала, немедленно очнулась:
– Что случилось?…
– Вставай, – тихо сказал Ярослав. – Устала, поди, на земле! Да и холодно уже. Вересень[54] близится…
– Я не замёрзну, если ты – рядом, – заверила Тилла, усаживаясь и медленно натягивая поверх пышной груди срачницу[55]. – Ведь ты – не уйдёшь?
– Пойдём, поищем хату, – мягко уклонился от вопроса Ярослав. – И впрямь холодает.
Вряд ли его ответ удоволил травницу полностью. Но другого не было. Сейчас…
Оделись быстро. Тилла кольчугу не натягивала, неся четверть пуда на руке, как пушинку. В соседнем огороде трещали кусты, слышался непрерывный шорох земли и чьё-то сопение. Ещё один дружинник торопился наверстать время, пока Лель не отвернулся.
Только дошли до дома, начали подниматься на крыльцо, рядом с калиткой, разумеется – выбитой и доселе не поправленной, возник всадник. Чужой…
– Сотник Ярослав? – громыхнул во весь родянский голос. – Я тебя по всей деревне ищу! Князь кличет! Срочно!
9. Князь Лютень и Ярослав. Торонтон. Ночь на 24 месяца Серпеня
Избу для себя князь Лютень выбрал добрую. Будь он торингом, или просто – верь в Крест и Розу, ещё удобнее было бы, ибо небольшая деревенская церквушка опиралась одной стеной как раз на этот дом. Впрочем, здесь жил всего лишь один из местных богачей, на свои деньги церковь отстроивший и этим донельзя гордый… Когда-то. Теперь и он был мёртв, а его немолодая, но ещё красивая жена, раскопав где-то сряду[56], поспешно в неё обрядилась и теперь прислуживала гардарским военачальникам, подавая им на стол блюдо за блюдом, кувшин за кувшином. На открытой шее – её должен был украшать золотой торквес[57], давешний подарок мужа – алел и наливался кровью свежий засос. Хоть и немолода была, а какой-то гардарский хоробр не удержался, испробовал ещё спелую ягодку…
Каждый раз, натыкаясь взором на этот бурый знак чье-то страсти, князь Лютень и сам бурел ликом, крепко сжимал кулаки. Глядя на него, хмурился и Рудослав Буй-тур Владенский – что позор Медведю, позор и Туру!.. На третий или четвёртый проход Лютень не выдержал, рывком притянул к себе женщину, ткнул в синяк пальцем:
– Силой?!
Хоть в гневе прорычал неразборчиво, женщина поняла, поспешно замотала головой:
– Сама уступила!
– Ладно, коль так, – проворчал Лютень, далеко не успокоенный. В следующий момент, вздохнув тяжело, налил себе новую чарку местного пива, пригубил… Поморщился слегка – пиво, молодое, больше напоминало пока брагу. Горчило, в мозг не било…
– Ну, где там твой хвалёный сотник? – не удержался от вопроса Рудослав.
– Ух, будь моя воля…
– Мы – равны как воеводы, я ж говорил тебе! – мрачно ответил Лютень. – Ивещей!!!
Воевода, предпочтя, по дурному настроению князя, обретаться на крыльце, в два шага оказался внутри:
– Звал?
– Где Ярослав? – не скрывая недовольства, спросил князь. – Долго мне ещё ждать его?!
– Идёт уже! – немедленно ответил воевода. – Прикажешь сразу к тебе?
– Сразу! – подумав немного, согласился князь. – А ежели крутить начнёт… Десяток гридней держи тут, рядом. Будет крутить, тут и в поруб посажу! Сволочь…