Огненный дождь - стр. 25
– Понятно, – улыбнулся Лютень. – Ты хорошо рассказываешь, ведун! Гляжу, и умно…
– Этому нас уже после учат, – ответно оскалил крепкие звериные клыки Добробог. – Как и говорить. И есть по-человечески… Только не у всех уже получается. Вон, Медведко… Он уже и не человек почти. Но – выдержал. Из леса вышел в срок. В бою – зверь зверем! Притом – хитёр как бер, заклинаний всяких ведает много…
– Бр-р! – передёрнул плечами Лютень, вспомнив заросшую волосом рожу Медведко. – Не хочу быть ведуном. Ни за что не хочу! Это если б я ежом родился, в кого бы я превратился?!
Ведун захохотал и голос его, больше похожий на медвежий рык, пророкотал над всей палубой…
5. Ярослав и Тилла. Борт струга «Шатун». Рассвет 24 дня месяца Липеца
Спать не хотелось – выспался за ночь, да ещё и взбодрился во время ночного происшествия. Ярослав удобно устроился у огромной головы ошкуя[28] на носу с небольшим лагуном[29] пива и шматом холодного мяса, наложенном заботливым кашеваром на полть[30] хлеба. Кусок был огромен, в рот влезал с трудом и требовал, чтобы его запивали. Приходилось запивать, а поскольку обнача сотник с собой не прихватил, то прикладываться пришлось прямо к кранику, ввинченному заботливой рукой в донышко. Не слишком удобно, но пиво было вкусное. А ради вкусного пива можно на многое пойти…
– Пьянствуешь, сотник? – раздался за спиной знакомый, слегка хрипловатый голос и Ярослав недовольно нахмурился. – Ты пей, пей! Не стесняйся. Я тебе мешать не стану…
– Ты ведь всегда мечтала увидеть восход Коло в море, Тилла, – мягко сказал Ярослав. – Так вот, он уже наступает!
– Гонишь? – голос Тиллы дрогнул, выдавая нешуточную обиду. – Почему?
– Да не гоню, – поморщившись, возразил Ярослав, даже подвинувшись немного, чтобы и травница могла уместить рядом свою обширную задницу. – Говорю, если ты вдруг забыла. Я не обижусь, если уйдёшь!
– Я не уйду, – возразила Тилла. – Подвинься ещё немного.
Она уселась бок о бок, так же как и он свесив ноги в аккуратных, даже изящных выступках за борт, рядом с косматой, изящно вырезанной мастером гривой медведя.
Помолчали.
– А помнишь, вот также сидели лет этак двенадцать назад! – с необыкновенным воодушевлением сказал вдруг Ярослав. – Только не на струге, на городне крома!
– Помню, – тихо ответила Тилла, опустив низко голову. – Одиннадцать лет назад это было. Я всё помню. И клятву, что мы тогда дали – помню!
– Тилла! – нервно рассмеялся Ярослав. – Какая клятва?! Мы дети были! Мне – тринадцать, тебе – десять. Та клятва давно быльём поросла. Я забыл те слова!
– Но не я, – возразила Тилла. – Разве не убедился, что я себя для тебя сберегла? Как и поклялась тогда перед Ладой. Ты… Нет, если ты не помнишь, и я тебе напоминать не стану!
– Я обещал тебе хранить верность, – глухо, не глядя на неё, ответил сотник.
– Помнишь всё же, – тепло, судя по голосу, улыбнулась она. – А ведь говоришь! Я тоже – помню. И разве так трудно блюсти себя? Я ведь не говорю про девок норлингских, что ты прошлым годом брал в горде того ярла? Это – другое. Это – в горячке после сражения. Главное, чтобы сердце было свободно. Или занято. Мной…
– Тилла! – трудно сказал Ярослав, и впрямь не зная, как начать.
– Молчи, – её далеко не нежный и хрупкий палец, солёный и с обгрызенным ногтем, прижался к его губам. – Молчи, не говори! Я видела рубаху на тебе. Такую ты не стал бы покупать сам. Слишком ярка. Такую могла подарить лишь женщина. Из знатных. Молодая и глупая… Нет, я ведаю – шёлк спасает в походе и сражении. От насекомых сберегает и от стрел… слегка… И всё равно она – дура! Молодая, может и красивая, но – дура! А вернёмся – глаза ей выцарапаю!