Одуванчик для Тафгая - стр. 9
— Слушай, Одуван, не строй из себя ангелочка! Ты сама залезла ко мне в душевую. И ты можешь сколько угодно лгать, что пришла брать интервью. Но ты пришла, чтобы меня поиметь! Чтобы залезть в мою постель! Мне было мало. Я не побывал в тебе. Я, в отличие от тебя, не лгу!
— Аким, — я обмякаю, откидываюсь на раму окну, прикрываю глаза, — я устала. Я просто дико устала. Я больше не стану повторять… Но я прошу лишь одного — оставь меня. Просто оставь. Спать с тобой я не стану, Аким. У меня есть человек, которого я люблю и…
— И? — парень рычит взбешённо, опустив руки на мои ноги, которые обтянуты капроном, и сжимает с силой. — Продолжай, Лена.
Я отворачиваю голову. Из глаз упрямо льются слёзы. Я голодна, мне хочется есть, а у меня не осталось ни рубля в кармане. Я даже не знаю, как буду добираться до работы.
Аким разводит мои ноги в стороны, дёргает меня на себя, вжимается в развилку между бёдрами своим напряжением. Ладонями обхватывает лицо, стирает слёзы. Потом размазывает солёную влагу по распухшим от соли губам. Пальцами ведёт по спине вниз, задирает вверх мою водолазку. Теперь его безумно горячая ладонь с шершавыми подушечками пальцев ведёт по обнажённой коже. Замирает у кромки нижнего белья. Подцепляет. Расстёгивает. Водит по лопаткам, вызывает во мне мурашки. Я дрожу. Размеренные прикосновения успокаивают, заставляют слёзы высохнуть.
Аким утыкается носом мне в висок, втягивает с шумом запах. Потом ведёт языком по скуле и выше. И убивает меня тем, что прижимается губами к сомкнутым векам. Будто… будто я не просто одна из его девчонок, а кто-то, кто значит больше…
Глупая. Такая глупая. На что я только я надеюсь? Во что хочу верить?
Но сил отстраниться я у меня нет. Я руками обхватываю ладонь Акима, лежащую на щеке, прижимаю её ещё ближе. Чтобы не осталось ни единого миллиметра. Чтобы каждую мозоль чувствовать, шершавость и пульс.
Когда в последний раз ко мне так прикасались? Кто в последний раз дарил мне такую ласку? Только лучшая подруга, ласковый и нежный котёнок, который дарит любовь всем окружающим.
Но всё равно это не то. Не то…
Потому что маленькая тонкая ладошка никогда не сравнится с надёжной и до безумия горячей рукой Акима. Я поворачиваю голову и в неловком порыве прижимаюсь губами к его запястью. И продолжаю плакать, не в состоянии успокоиться. А он… Он не грубит в своей привычной манере. Правой рукой водит по спине, собирает мурашки, которые рассыпались по спине, раскрытую ладонь задерживает на лопатках, ловит частый стук сердца. А большим пальцем левой руки вновь и вновь водит по щеке, снова и снова стирая слёзы.
— Мне нужно идти, — выдавливаю. — Пусти, пожалуйста, Аким. Пусти. Не делай, пожалуйста, хуже.
Но мои слова проходят мимо ушей парня. Он молчит. Смотрит только на меня странным, пугающим взглядом, в котором застыл лёд. Тишину пустого коридора нарушает громкое урчание моего живота. Аким сводит брови вместе, немного отстраняется.
— Когда ты ела в последний раз? — спрашивает тихо.
— Какая тебе разница?
— Пойдём, — обхватывает руками бёдра и снимает меня с подоконника.
Выдирает из моих рук рюкзак, крепко обхватывает запястье двумя пальцами и ведёт меня в столовую. Я бы могла сопротивляться, если бы настолько сильно не хотела есть. А так я безмолвно следую за парнем в столовую. Он тут же подходит к витринам, берёт несколько сэндвичей, салат и две бутылки апельсинового сока. Расплачивается и тянет меня к столу у окна. Мою рюкзак мне не отдаёт. Усаживается так, чтобы я оказалась в углу и не смогла сбежать. Аким ставит передо мной салат.