Одуванчик для Тафгая - стр. 26

Я не шевелюсь. Снова боюсь, что одно единственное движение может разрушить всё волшебство этого момента. Что та сторона Акима, которую он обнажает передо мной, снова скроется за маской насмешки и злости. Я опускаю голову ниже. Чувствую, как шею опаляет горячее дыхание парня, как шевелит коротенькие волоски под кромкой волос.

Шершавые подушечки пальцев парня проводят по моим позвонкам, которые особо сильно выступают от того, как низко я опустила голову. Я прикрываю глаза, которые начинает щипать из-за того, что я чувствую нежность. Нежность, исходящую от человека, стоящего за моей спиной. В каждом его прикосновении. В каждом его вдохе и выдохе. Поглаживает. Пересчитывает позвонки.

Мне до ужаса сильно хочется посмотреть в его глаза. Я разворачиваюсь медленно. Вскидываю голову. Заглядываю в тёмные глаза, которые смотрят на меня неотрывно. В них сейчас столько мягкости и тепла, что я дышать перестаю. Теперь шершавые пальцы прикасаются к моей щеке. Сначала ласково и нежно, а потом с нажимом. По той щеке, на которой Костя оставил поцелуй. После чего он резко опускает голову и несильно прикусывает нежную кожу, заставив меня вздрогнуть от потрясения. Аким не оставляет на коже поцелуи. Он прикусывает её. Так, будто хочет меня съесть. Будто поцелуев ему кажется недостаточно, чтобы выразить свои чувства.

Его потряхивает. А потом он вдруг рычит. Низко и страшно, как взбешённый зверь.

— От тебя несёт этим уродом. Где он к тебе прикасался, а? Где?

Он ведёт пальцами по шее, сжимает у основания, давит, вынуждая запрокинуть голову назад. И смотреть в глаза Акима. Тёмные. Страшные. Впервые заставляющие задрожать от ужаса. В его зрачках столько затаённой угрозы, столько ненависти, что я отшатнулась бы. Если бы имела такую возможность. Если бы его руки не держали так крепко.

— Я задал тебе вопрос! — рычит с ещё большей яростью.

— А ты мне кто, чтобы задавать такие вопросы? — спрашиваю со злостью.

— Я тот, кто прямо сейчас тебя поимеет, Одуван! Слышишь? Я больше ждать не стану. Прыгать вокруг тебя тоже. Достало.

И дёргает резко на мне кофту. Та жалобно трещит, но не рвётся. Остаётся в целости. А я, пользуясь тем, что Аким отпустил мои руки, я бью открытыми ладонями его в грудь. Вынуждаю его попятиться. Отступить.

— А что ты сделаешь? Силой меня возьмёшь? — шиплю ему в лицо. — Силой?

Я привстаю на носочки и выплёвываю каждое слово. И он отступает. Одёргивает руки и поднимает их, будто ему брезгливо ко мне прикасаться. У меня из-за этого в горле ком образовывается. Будто от прокажённой шарахается.

— Что и требовалось доказать, — фыркаю я. — Послушай, Аким. Хочешь меня, да? Хочешь? — на меня вдруг накатывает истерика. — Тогда бери! Бери и оставь меня в покое! Оставь меня, наконец-то, в покое!

Я резко сдёргиваю с себя кофту, отшвыриваю её на пол. Следом с яростью начинаю сдирать джинсы. Они сползают с меня вместе с трусами. Но я не обращаю на это внимания. Только выпрямляюсь. Ногой резко отшвыриваю к верхней одежде. Спортивный топ летит последним.

Я усмехаюсь сквозь слёзы и всхлипы, видя ошарашенное выражение лица Акима. Я стою перед ним полностью обнажённая, а он смотрит исключительно в моё лицо. В мои заплаканные, опухшие и красные глаза. И в его глазах я вижу отражение своих эмоций. Будто каждый вскрик причиняет ему боль.