Одуванчик для Тафгая - стр. 27

Он кривится. Потом оборачивается на мою кровать. Хватает сложенный плед. Подходит ко мне и заворачивает меня в него.

— Что? Передумал? Передумал теперь? Давай, бери и проваливай!

Я выворачиваюсь из рук парня. Прохожу к кровати, забираюсь на неё, скидываю плед. Ложусь на спину. Развожу широко ноги.

— Давай. Бери. Бери то, чего ты так сильно хотел.

И отворачиваю голову. Смотрю на подоконник, на зайца, которого мне дарили на пятый день рождения. Из глаз непрерывно текут слёзы. Впитываются в подушку. Я слышу тяжёлый вздох. Я не слышу, как Аким подходит ко мне и опускается рядом со мной на кровать. Он приподнимает меня и натягивает футболку на моё дрожащее тело. После чего заворачивает в плед. Притискивает к себе. Обхватывает руками поперёк тела. Не даёт мне вырваться.

— Всё. Выдохни, Одуванчик. Выдохни. Успокойся.

— Ты хотел ведь этого. Хотел. Я тебе предлагаю. Бери. Бери, чёрт возьми. И проваливай.

— Я не насильник, Лена.

— Ты сказал, что получишь своё, — пустым и безжизненным голосом говорю я. — Сказал, что всё равно возьмёшь меня. Но это никогда не случится по обоюдному желанию. Я тебя не хочу. Ты меня не привлекаешь.

— Ладно. Хорошо, — отвечает тихо и с виной в голосе. — Ты восприняла мои слова слишком буквально.

— А как я должна воспринимать слова человека, который постоянно зажимает меня постоянно? Который говорит, что единственное, чего он хочет от меня — плотские утехи. Который знает, где я живу. Который караулит меня в подъезде и вламывается в мою квартиру. Даже там, в душе, ты залез рукой мне в штаны, хотя я просила не делать этого.

Я жду, что Аким скажет, что я сама его хотела. Что я сама не убрала потом руку с его напряжения и довела его до финала. Но он молчит. Молчит и сжимает меня в руках.

— Мудак ещё тот, — хрипло выдыхает он в макушку.

Я закрываю глаза. И вздрагиваю, когда слышу тихий вопрос:

— Из-за чего она умерла?

Я сразу понимаю, кого он имеет в виду. Начинают дрожать всем телом. Вновь тихо начинаю плакать.

— Она много пила. Очень много. И иногда компанию ей составляли… — голос срывается. — Ей составляли компанию… И в тот раз тоже. Случилась драка. Спасти её не успели. Она потеряла много крови. Некоторое время лежала в коме. Ей пытались спасти. Но не вышло.

Всхлипываю. Сжимаюсь ещё сильнее. Подтягиваю колени к груди и снова плачу. Теперь ещё горше, чем за весь этот день. А Аким ничего не говорит. Прижимает к себе. И не отнимает губ от моей макушки.

— Плачь, Одуванчик. Плачь, — шепчет едва слышно.

И я плачу. Не глуша всхлипы. Не стесняясь громко шмыгать носом и тоскливо завывать. Услышала, как в стену со всей силы ударил кулаком отец.

— Рот свой поганый закрой, потаскуха.

Я тут же в испуге сжалась. Зажала рот ладонями. Почувствовала, как сильно напрягся за спиной Аким. Как его огромное горячее и сильное тело стало каменным. Он приподнялся на локте.

— Это твой отец? — спрашивает с яростью в голосе.

— Да. Тише. Прошу тебя. Я не хочу, чтобы он пришёл, — умоляю шёпотом Акима. — Прошу! — повторяю, когда он собирается подняться.

Быстро поворачиваюсь и руками обхватываю парня. Заваливаю его на кровать. Залезаю на него, наваливаюсь телом и шепчу в подбородок, цепляя влажными губами гладкую кожу.

— Прошу. Не стоит лезть.

— Как он смеет? — вдруг рычит с яростью. — Он оскорбил тебя.