Однажды в Асхане - стр. 14
– Иными словами, – продолжал лютнист, – Сорша предпочитает знатных и воспитанных мужланов, хотя не чурается и романтичных обмирающих юнцов, готовых положить к ее ногам все мыслимые и немыслимые сокровища. Но не думай, что она хочет их денег. Ей просто весело забавляться с такими болванами, весело быть роскошной любовницей роскошных в ее понимании мужчин. «Весело» – ее любимое слово.
Менестрель перебрал несколько струн, словно пытаясь сыграть его.
– Знаешь, что означает стрела, угодившая в дерево рядом с Аэрисом? Только то, что наш храбрый и ловкий странник теперь тоже – ее добыча. Она может быть любовницей Рутгера, но развлекаться и с кем-нибудь другим. И каждый здесь, уж поверь мне, пускает на нее слюнки. Разве что простодушный Арчибальд верен Сорше, как сторожевой пес, да наш непроницаемый молчун Амонтильядо почему-то симпатизирует и явно поддерживает ее, а, впрочем… – Уильям улыбнулся. – Тебе, парень, еще рановато о таких вещах думать. Не хочу портить романтические мечты юности, но и предупредить был все-таки должен. А дальше уж сам думай и лучше всего – головой. Но и сердцем, конечно, тоже, да…
Лютнист опять заиграл и задумался. Говорил он по-прежнему негромко, и их странной беседы не слышал больше никто. Максимилиан был несколько растерян и удивлен такой разговорчивости и открытости человека, сообщившего ему столько подробностей, и только молча продолжал слушать.
– А ты здесь неподалеку живешь? – снова заговорил менестрель.
– Да, примерно в миле отсюда, то есть…
Мальчик понял, что сболтнул лишнего.
– С родителями?
– Нет… с дедом. Мои родители умерли.
Уильям сочувственно покачал головой.
– А корова у него есть?
– Вообще-то он разводит свиней и кур, но две коровы мы тоже держим – для себя.
Максимилиан уже не мог остановиться, но надеялся, что это просто разговор.
– Это правильно. – Лютнист бросил взгляд на поляну. – А как думаешь, твой дед продаст мне немного молока?
– Я… я не знаю… А вы любите молоко?
Ничего лучше мальчик не придумал.
– Не то чтобы, – спокойно продолжал Уильям. – Но я страдаю редкой и неприятной болезнью костей, и для их укрепления мне необходимо молоко. А достать его не везде удается, знаешь ли… Ты бы очень выручил меня, если бы отвел к своему деду. И деньги, и фляга у меня есть. Думаю, что мы с ним сторгуемся.
Лицо менестреля стало даже немного проще и добрее. Он явно хотел расположить к себе мальчугана, судорожно о чем-то размышлявшего.
– Ты не должен меня бояться, хоть я и понимаю, как это звучит.
– Я не боюсь, но… Но ведь меня же взяли в плен, разве я могу уйти? – с искренним удивлением спросил Максимилиан, вспомнив о своем положении.
– Если бы ты был пленником Слинта или Рутгера, я бы тебе не позавидовал. Но наша предводительница лучше, чем о ней можно подумать. Она, конечно, никому в этом не признается, но детей Сорша любит, а особенно – мальчиков. Тот малыш, которого баюкает Эстрильда, – она все время о нем спрашивает, следит, чтобы он был сыт, одет и здоров. Ты, разумеется, уже не ребенок, – поспешил добавить лютнист, заметив недовольство и смущение на лице Максимилиана, – но она и оставила-то тебя, может быть, только потому, что ты ей пришелся по вкусу. Хотя особенно не обольщайся. Ничем хорошим тебе это не грозит.
Мальчик заколебался. Слегка приподнявшись, Уильям похлопал его по плечу.