Одиночное плавание - стр. 33
Наш новый доктор лейтенант Молох, высокий обходительный красавец, всецело завладел вниманием Азалии, произнеся лишь одно магическое слово – «Джуна». Ученик легендарной Джуны сразу же попал в точку, так как директриса музыкальной школы была о нем весьма наслышана…
Чуть погодя в «банкетном» зале появилась Света Черная, отдав должное нашей сервировке.
Я ждал выхода Королевы… Даже без своего пышного наряда – в незатейливой белой блузке и синей плиссированной юбке – она все равно оставалась королевой. Статная, прямовласая, она ступала так, как будто забивала в паркет каблучками золотые гвоздики. В ушах ее подрагивали черные кораллы на серебряных подвесочках.
Первым делом она справилась у хозяина дома, здоров ли тот после коктейля, который он испил из ее туфельки, на что услышала, что моряк-подводник пьет все, что горит, соляр горит, значит, повредить себе он никак не мог. Симбирцев усадил Королеву по правую руку, а Светлану Ивановну по левую. Я сел наискосок, так, чтобы держать в поле зрения Людмилу, не пялясь на нее столь откровенно, как бы хотелось. Я попробовал на звук, на вкус, на разбив ее имя – Люд-ми-ла – и нашел его Великолепным. Оно шло ей, как все, чем она украшала себя, как эти черно-коралловые серьги, как этот серебряный перстенек в виде дельфина, охватывающего палец в прыжке. Я готов был оправдать и объявить совершенством вкуса все, что бы она не надела на себя, не молвила вслух…
Так нельзя… Но я ловил каждое ее движение, каждый жест, каждую улыбку, и точно так же, как там, в центральном посту, все это расточалось не мне, не мне, не мне…
Вдруг совершенно неожиданно пришел Абатуров с женой – зеленоглазой питерской дамой, наезжавшей в гости к мужу время от времени. Вообще-то он не жаловал своим присутствием симбирцевские мальчишники и заглянул на огонек, видимо поддавшись всеобщему энтузиазму – разрядиться после нервной встряски с торпедой. По сути дела мы праздновали не столько День Первого Солнца, сколько наш общий день нового рождения… Катерина Абатурова спросила, кто тамада, и получила резонный ответ Симбирцева на кавказском диалекте (Гоша здорово копировал Сталина):
– Дарагая Като, мы нэ в Грузии – зачим нам тамада? Тамада на Севере нэ выживает… На Руси застольем правили рулевые атаманы. Я, как единственный здесь природный казак, объявляю себя гулевым атаманом и первый тост – настоящий грузинский тост – тебе, дарагая! Слушай: чтоб умирэт тибе в сто лет от рук рэвниваго супруга, и не па навету, а за дэло! Вай!
Тост понравился всем, кроме той, кому он был обращен. И еще вспыхнул, облившись при этом холодным потом, доктор Молох, который вдруг остро понял, что в маленьком городе – предупреждали же его в Москве! – ничего невозможно скрыть. Старпом, конечно же, все знает! Откуда?!
Он украдкой посмотрел на Катерину – ведь не могла же она так быстро проболтаться?
С ненужной услужливостью память выхватила жгучий стоп-кадр: его рука на черном треугольнике женского паха… Неужели это была она – эта чопорная дама в строгих одеждах.
Усилием воли он погасил предательское видение. Покосился на Абатурова и слегка успокоился: тот, по-видимому, ничего не подозревая, увлеченно толковал с соседкой в трауре. Катерина перехватила его взгляд и ободряюще улыбнулась, даже слегка подмигнула, как ему показалось. Но влажный холодок между лопатками так и не схлынул. Не прогнал его и глоток коньяка. Если старпом и в самом деле что-то пронюхал, пусть видит, что жена командира его ничуть не интересует, что ему по сердцу его соседка со столь ошеломительным разрезом на бедре, и что именно ее он пойдет провожать после застолья, и поскольку они уже уговорились, что он поможет ей снять боли в крестце от отложившихся солей, то, может быть, именно сегодня они проведут первый сеанс по методу Джуны… Женщины любят притворяться, что это не они, а их заманивают в любовные сети.