Очень (не) обычная история - стр. 12

— Кто попросил? — спрашивает он, как на допросе. Хотя откуда мне знать, я же в полиции никогда не была.

— Не скажу, — отвечаю я и прячу листок за спину. Не хочется подставлять Виталика. Хватит того, что Валерия Андреевна Валю отчитывала целую неделю.

— Я все равно узнаю. — Он протягивает ко мне ладонь. — И если я узнаю это не от тебя, то уволю этого человека без объяснений.

Я несколько минут смотрю в глаза Громову и понимаю, что он не блефует.

— Виталик, су-шеф, — с трудом произношу я и отвожу взгляд, злясь на саму себя.

— Виталик, значит, — тяжело вздыхает мужчина и вальяжно разворачивается обратно к стеллажам. — Ладно. — Берет бумажку из моих рук и долго смотрит на нее. — Что за каракули? Как это можно разобрать?

Понимая, что Громов смягчился и ничего плохого сейчас не произойдет, я подхожу к нему ближе.

— Им вино для соуса надо. — Через его плечо заглядываю в бумажку, как ворона в костяшку. — Он там номер полки написал.

Да, конечно, почерк у Виталика как у врача.

— И что из этого цифра? — Показывает пальцем на какие-то загогулины. — Сейчас попробую так найти. Оно явно не самое дорогое.

Пока мы просматриваем стеллажи, я слышу негромкий хлопок, а затем щелчок.

— Что это? — Я вздрагиваю и машинально жмусь спиной к мужчине. А Громов сгибается буквой «г», глядя между полок в сторону выхода.

— Дверь захлопнулась, — констатирует он и наконец-то выравнивается. — Ты что, кирпич убрала? — Его интонация моментально меняется и становится похожей на рык. — И даже ключ в замке не оставила?

Я бегающим взглядом, испуганно смотрю поочередно то на мужчину, то на дверь.

— Не оставила, — говорю, — убрала. А что, нельзя было?

— Нет! У-у-у… — Он издает протяжный стон и запускает пятерню в волосы. — Здесь доводчик сломан. Черт! Говорил же Лерке, что поменять надо.

Лерке? Это кому, Валерии Андреевне? Видимо, у них далеко не рабочие отношения. Мне, конечно, до этого дела никакого нет, но становится почему-то неприятно, и я заставляю себя переключиться на более реальную проблему.

Мужчина подходит к тяжелой дубовой двери и несколько раз дергает за ручку.

— Бесполезно, — заявляет он, — ее разве что танком высадить можно.

— И что теперь будет? Нас же выпустят, да? — с надеждой лепечу я и в ответ получаю многозначительный взгляд.

— Выпустят. Только непонятно когда.

Я цепляюсь хоть за какую-то ниточку надежды:

— А вы охране позвоните, пусть придут.

— Считаешь себя самой умной? Где ты видела связь под землей?

Он отставляет бутылку в сторону и прячет руки в карманы серого пальто.

Блин!

— Кто-то же должен сюда зайти. На кухне ведь вино очень надо.

Я подхожу к двери и тоже дергаю ее. Да. Это действительно бесполезно и больше похоже на агонию с моей стороны.

— Если очень надо, то зайдут, — бесстрастно отвечает мужчина.

— Егор Владимирович, почему это вы спокойный такой, а? — Мой голос срывается практически на крик. Я на нервной почве всегда веду себя слишком импульсивно. Наверное, такая у меня защитная реакция. Сейчас меня и саму удивляет, как это я позволяю себе с ним разговаривать в таком тоне, и еще более странно — почему он от этого не злится.

— А что мне прикажешь делать? — Громов ухмыльнулся одной половинкой губ. — Бегать и кричать, как елейная барышня? Если тебе, конечно, очень надо, то могу ради проформы и покричать. — Затем, прокашлявшись, наигранно поднял руки и тонким голоском закричал: «Помогите! Спасите! А-а!» Замолчал и глянул на меня, приподняв одну бровь, дескать: «Правильно?» А мне от этого ничуть не смешно. В другой ситуации, конечно, стало бы, но точно не сейчас.