Обвиняется в измене - стр. 36
— Что такое, Одуван, думаешь, раз поелозила тряпкой по губам, то теперь все в шоколаде? – Он толкает меня к стенке лифта, распиная на холодной поверхности, словно преступницу перед казнью. Наклоняется к моему лицу, рукой надежно фиксируя мое голову, чтобы я даже отвернуться не могла. А когда закрываю глаза, громко рявкает: - Смотри на меня или я тебя тут и трахну, и, поверь, это не лучшая идея для маленькой девственницы!
Пытаюсь напомнить себе, что я живое думающее существо, что у меня есть воля и разум. И, в конце концов, я не просто девочка с улицы, чтобы так со мной обращаться, и не одна из его шлюх, но мои глаза открываются сами собой.
И это – моя худшая ошибка за все последнее время.
Потому что сейчас мы смотрим друг на друга, и между нами нет ни капли свободного пространства. Мы притрагиваемся друг к другу носами, как два зверя в слишком тесной клетке, и я не знаю, делаю ли я это потому что нет выхода, или потому что хочу этого плотного контакта.
Мне кажется, что даже если мы с ним захотим отодвинуться друг от друга, это все равно будет невозможно, потому что между нами какие-то невидимые неразрывные шелковые нити, кокон, в котором постепенно становится все меньше воздуха. И лифт ползет мучительно медленно, словно одновременно с нажатием кнопки нужного этажа Денис запустил специальный замедляющий механизм.
— Отодвинетесь от меня, - прошу к своему стыду почти униженно слабым голосом, потому что мы оба прекрасно знаем – никакие попытки вырываться силой не принесут успеха. Я только раззадорю великана, дам повод привести в исполнение угрозу.
Только сейчас, как удар молнии в лоб, до меня доходит, что он сказал о моей невинности. Откуда?.. Мысли взрываются от когнитивного диссонанса: эти вещи точно не пишут в колонке сплетен местных новостей, и я никому не говорила об этом. Кроме…
— Знаешь, - кончиком носа Денис чертит линию вдоль по моей щеке, до самой шеи, - мне начинает нравится твое «выканье». Меня это возбуждает. Может быть, мы попробуем его, когда ты будешь подо мной. Формулировка «Отымейте меня грубее!» меня вполне устроит.
Я так оглушена мыслями о том, почему и при каких обстоятельствах Саша рассказал брату о том, что я никогда и ни с кем, что на какое-то время выпадаю из реальности. Даже не понимаю, что происходит пока лифт не останавливается - и Денис за руку выволакивает меня в пустой полутемный коридор. И даже несильно встряхивает.
— Бля, Одуван, что на хрен опять не так? – Темные глаза наполняются злостью, губы складываются в тонкую злую линию. – Успокойся уже, я не собираюсь заниматься с тобой сексом… прямо сейчас.
Это нарочно уточнение окончательно приводит меня в чувство, и я грубо, наплевав на правила приличия и даже на женское достоинство, выдергиваю руку, хоть это стоит мне резкой боли в плече. Теперь уже Денис удивляется, потому что на время мы оказываемся у противоположных стен коридора, и я делаю все, чтобы он понял: прямо сейчас лучше не начинать рассказывать, какая я «желанная и трахательная».
— Что такое? – немного сбавив градус нашего странного разговора, спрашивает Ван дер Мейер. – Слушай, я взрослый мужик, последний раз я говорил женщине «давай займемся любовью» еще в десятом классе - и тогда мне ни хуя не перепало за эти розовые сопли. Так что я запомнил урок и стал четче озвучивать свои мысли. Прости, что не готов рушить фундамент своего мировоззрения даже ради твоей классной задницы.