Обещания, которые мы собирались сдержать - стр. 5

– Их богатство не чета нашему. И близко нет. Кроме того, значительная часть средств, принадлежащих его семье… запятнана. – Она притворно вздрагивает. – Лучше сразу отсечь этот вариант, разве нет? Кто знает, может, теперь он работает вплотную со своим отцом.

Я даже не утруждаю себя ответом. Мы и правда не знаем, чем он там занимается. Я его не спрашиваю. Мы не разговаривали несколько месяцев. Если верить соцсетям, он теперь учится в Нью-Йоркском университете, но так ли это на самом деле? Я не знаю.

А если моя мать пожелает, то никогда не узнаю.

– Тебе нужен надежный человек. Состоявшийся. Вроде тех, кого я тебе предложила. Оба – прекрасные кандидаты в мужья. За кого бы из них ты ни вышла, о тебе позаботятся, даже несмотря на твое… недомогание.

Мое недомогание. Какая очаровательная формулировка, чтобы объяснить, что родная мать с детства подрывала мое психическое здоровье. Она говорит так уже много лет. С тех самых пор, когда впервые отвела к врачу, чтобы он разобрался, что со мной не так.

Со мной не так абсолютно все. Вот к какому выводу я пришла. Я – развалина. Кто меня такую захочет?

Впрочем, судя по тому, что мне успела поведать мать, на меня претендует Эрл Уэйнрайт Четвертый и еще один, куда более пожилой господин, чье имя я уже благополучно забыла.

Эрлу почти семьдесят. Он разведен и одинок и ищет смазливую молоденькую девицу, которая будет сопровождать его на светские мероприятия.

Хочет меня. И моя мать не против отдать меня в полное его распоряжение – за приличную сумму, разумеется. Не знаю, сколько именно она потребовала, но знаю, что мама за последнее время совершила ряд неудачных вложений и здорово поиздержалась.

При мысли о том, что меня кому-то пообещали, меня охватывает дрожь.

А ведь сердце мое принадлежит совсем другому человеку. Всегда принадлежало.

Всегда будет принадлежать.

В дверь я стучу с такой силой, что умудряюсь содрать кожу на костяшках пальцев. Поспешно зализываю ранки, другой рукой сжимаю холодную бутылку шампанского, и тут дверь резко распахивается.

На пороге стоит Спенсер. Смотрит, как я стою у него под дверью и лижу себе руку, и на его красивом лице проступает неописуемое изумление.

– Как ты вошла в здание?

Я опускаю пораненную руку и окидываю его мрачным взглядом.

Никаких тебе «привет, входи».

Никаких тебе «о боже, как я по тебе скучал, Сильви».

Ничего подобного. Ему всего-навсего интересно узнать, как я пробралась в здание.

– Подрочила швейцару. – С этими словами я протискиваюсь мимо него в квартиру, оглядываюсь. Вокруг чисто, просторно. К горлу подступают слезы, и я пытаюсь подавить их усилием воли.

Не время грустить. У меня есть дело.

– Ты разве не рад меня видеть?

Мы не виделись несколько месяцев: Спенсер устал от моих игр.

Он именно так и сказал тогда и, помнится, сильно меня ранил. Мне и сейчас больно, но я отчаянно хотела увидеться с ним. Прикоснуться к нему.

Обнять в последний раз.

Я поворачиваюсь к Спенсу лицом, демонстрирую бутылку шампанского. Жаль, что я не выпила заранее – не ощутила легкость пузырьков на языке, приятный трепет в животе, покалывание по коже.

Дверь Спенсер закрывает медленно – и так же медленно подходит ко мне. От него ощутимо веет настороженностью. Я смотрю на него во все глаза, жадно запоминаю каждую черточку его лица, как будто вижу в последний раз. Вполне возможно, так оно и есть.