О красоте - стр. 43

Как же все-таки здорово, что я избежал всех этих приготовлений, думал Леви, когда его карман внезапно зажужжал. Он вытащил мобильный – смс от Карла. С минуту он гадал, кто этот Карл такой. «Вечеринка в силе? Могу заскочить. До встречи, К.» Леви был польщен и встревожен. Карл, должно быть, забыл, что это за вечеринка. Леви уже хотел ему перезвонить, но тут с удивлением понял, что он не один: Зора слезала с приставленной к фасаду лестницы. Видимо, украшала притолоку: над ней висели четыре сухих перевернутых букета белых и розовых чайных роз. Спустившись на три ступеньки, она как будто тоже заметила Леви: ее голова медленно повернулась к брату, но взгляд скользнул над ним, устремляясь к чему-то на улице.

– Нет, ты только посмотри, – сказала она себе под нос, козырьком приставляя руку ко лбу, – у нее сейчас глаза из орбит вылезут. Когнитивный диссонанс, система в ауте.

– Что?

– Спасибо, спасибо! Можете идти, он тут живет, честное слово. Никто никого грабить не собирается. Тронуты вашей заботой.

Леви обернулся и увидел краснеющую женщину, стремительно переходящую на другую сторону улицы.

– Что за люди! – Зора спустилась на землю и сняла садовые рукавицы.

– Она следила за мной? Та же, что и тогда?

– Нет, другая. А с тобой я вообще не разговариваю: ты уже два часа как должен быть дома.

– Начало же в восемь.

– Начало в шесть, идиот. И ты, как всегда, пришел на все готовенькое.

– Брось, Зур, – сказал Леви со вздохом, проходя мимо сестры, – ты просто не в духе. – Он снял свою армейскую безрукавку и скатал ее на ходу. Голая спина Леви, узкая у основания и широкая в плечах, перегородила Зоре дорогу.

– Может быть, перспектива наполнить три сотни крохотных слоеных корзиночек крабовой пастой меня и не радовала, – подтвердила Зора, входя за братом в распахнутую дверь. – Но я отложила свои душевные переживания и сделала это.

Коридор был полон запахов. Негритянская кухня пахнет так, что можно насытиться одним ароматом: сладким благоуханием пирожных, пьянящим духом ромового пунша. Главный кухонный стол был заставлен накрытыми пленкой блюдами, а на маленьких карточных столиках, принесенных по случаю из цокольного этажа, громоздились тарелки и грудились стаканы. Посреди всего этого стоял Говард, держал бокал с красным вином и курил дряблую самокрутку. К его нижней губе пристали блудные крошки табака. На нем был его фирменный костюм шеф-повара, созданный словно в насмешку над самой идеей приготовления пищи: Говард состряпал его из опальных кухмистерских принадлежностей, которые за последние годы накупила Кики, но в хозяйстве так и не использовала. Сегодня он надел поварской халат, фартук, рукавицы, заткнул за пояс несколько кухонных полотенец, а одно лихо повязал себе на шею. В довершение образа Говард был покрыт толстым слоем муки.

– Милости прошу! А мы тут кухарим, – сказал Говард, поднес палец в рукавице к губам и дважды хлопнул им себя по носу.

– И выпиваем, – подхватила Зора, отбирая у него бокал и относя его в раковину.

Говард оценил ритм и иронию этого жеста и продолжил на той же волне:

– А как твои дела, дружище Джон?[24]

– Меня снова приняли за вашего грабителя.

– О нет, – осторожно сказал Говард. Он не любил и боялся говорить с детьми на расовые темы, а именно такой разговор сулили слова Леви.