О чём молчат зомби - стр. 20
– Ты, лучше, скажи, как выбираться будем?
– Я не знаю.
– Как это ты не знаешь?
– Не знаю и всё.
– И что делать теперь? Что будет с нами?
– Теперь – спать. Утром видно будет, – не говорить же ему, что ничего хорошего я от будущего не жду.
В глубине коридора раздались лёгкие шаги, потом свет фонаря мазнул по стенам и в помещение вошёл пацан со стареньким потрёпанным укоротом на плече. А вот и наш сторож.
– Эй! – позвал я его. – Ты нас, что, охранять будешь?
– Да, – ответил мальчишка, стараясь держаться грозно. – Вам не нравится что-то?
– Не боишься?
– А чего вас бояться? Вы в клетке сидите, а у меня автомат. Положу обоих, если что, а преподобный Илья мне грехи отпустит. Да и невеликий грех таких, как вы пристрелить.
– Каких это таких?
– Нечестивых.
– С чего ты взял, что мы нечестивые?
– Преподобный сказал. А я верю ему.
Ба! Да это же не пацан! Это девчонка! Чумазая, худенькая, лет шестнадцати. Просто, одета в мешковатый камуфляж, и стрижка короткая под вязанной лыжной шапочкой. Уселась на табурет и зыркает на нас своими глазищами.
– Что, других не нашлось нас охранять?
– А чем я вас не устраиваю?
– Да, нам, по большому счёту, всё равно. Только, как мы при тебе в ведро ходить будем?
– Другие не стеснялись.
– Кто другие?
– Нечестивцы.
– И, много их было?
– Хватает. Не до всех слово божье доходит. И, вообще, хватит болтать!
Поспать нам дали ещё часа два. Потом громкие голоса нас разбудили и мы, потягиваясь и зевая, увидели, как в помещение вошли два дюжих молодца. Один сразу взял нас на прицел, а второй открыл дверцу и задвинул нам булку хлеба и пластиковую бутылку с водой.
– Жрите! – обрадовал нас он. – Людка, сдавай пост. Миха тебя меняет. Как они, не бузили?
– Нет. Спали.
Ага, нашу охранницу, оказывается, Людой зовут. Вот и познакомились. Хлеб оказался довольно сухим, а вода мутноватой, словно набранной из лужи. Но, лучше это, чем ничего. Мы по-братски разделили наш немудрёный завтрак и принялись кушать. Неизвестность тяготила. Как и невозможность что-либо предпринять. Оставалось только ждать. Люда ушла уже с одним из мужиков, а второй, Миха, уселся на табурет, вытянул ноги, положил автомат на колени и довольно улыбнулся.
– Что, бедолаги, попались? Скоро с вами преподобный побеседует.
– А зачем нам беседовать с ним? – удивился я. – Мы шли себе, никого не трогали. И к вам бы не зашли, если бы нас сюда зомбаки не загнали.
– Преподобному виднее. Доедайте быстрее. Сейчас за вами придут.
За нами пришли минут через пятнадцать. Мужик в потёртой кожанке и большая красномордая баба с пережженными пергидролью и торчащими, словно пакля, волосами. Нас провели по коридору в тот самый холл, в котором мы стояли у стены ночью, потом во второй коридор, мимо ряда дверей справа и каких-то застеклённых будок, типа телефонных, слева, потом мимо прохода в большой зал, где при слабом свете копошилось много народу, и, наконец, в кабинет, на стенах которого высели огромные таблицы с указанием количества людей, автотранспорта и ещё чего-то чеэсовского, что я не успел рассмотреть.
Преподобный восседал за письменным столом и сурово смотрел на нас. Наверное, ему казалось, что он прожигает нас взглядом, но ничего грозного, кроме насупленных бровей, я, лично, не увидел. Не проняло, как-то. И чего в нём народ нашёл? Толстая наглая морда. Особенно на фоне худосочных заместителей, сидевших рядом с ним. Прямо, большая тройка, как во времена НКВД, не к ночи будь оно помянуто. Нам присесть, естественно, не предложили, и мы так и остались стоять, переминаясь с ноги на ногу.