О чём молчат зомби - стр. 19
Стояли мы достаточно долго. Даже устали, да и конвоирам нашим тоже уже поднадоела эта бодяга. Но держались они стойко. Наконец, в одном из коридоров раздались бодрые шаги, и в холл вышел, потягиваясь, здоровый мужик с лощёной физиономией. Рядом семенили двое попроще, один с вислыми усами, а второй – с жиденькой бородёнкой, покашливающий постоянно в кулак.
– Слава вам, преподобный! – взяли на караул свои автоматы конвоиры.
Это, что, тот самый Илья? А где борода? Святые, насколько я иконы помню, все с окладистыми бородами. Что-то меня не туда заносит. Ох, чую, рано веселиться начал!
– Это они? – широко зевнул преподобный, и на меня пахнуло ароматом хорошего коньяка.
– Они, – угодливо изогнулся вислоусый.
– Кто такие?
– Мы… – начал, было, Гера.
– Мародёры мы, – быстро перебил его я, пока он не сказал ничего лишнего. – Ищем еду, медикаменты разные. Нам же выживать надо как-то.
– А вы знаете, что Создатель запрещает брать чужое? – сделал многозначительное лицо Илья.
– Так, где оно, чужое? Хозяева давно уже в зомби превратились.
– Неправду говоришь. А это уже грех. Создатель большую кару на нас послал. И есть за что. Погрязли мы в суете. Грешим, как дышим. Испытывает он нас сейчас. На праведность испытывает. А вы – туда же.
– Так, нам, что, с голоду помирать?
– Помирать. Или к Богу душой обратиться. Всё, что было в руках грешных, сейчас праведным передано. Только тот, кто чистые помыслы имеет, может пользоваться всем, что осталось. А для остальных это грех.
– Это, значит, что только ты имеешь на это право?
– Да. И, с моего благословения, все посвящённые.
– То есть, всё, что в городе – твоё?
– Моё. А вы – грешники. И, что делать с вами, я решу позже. Уведите их.
– Руки, хоть развяжите. Затекли совсем.
– Развяжи, – кивнул Илья.
Наконец-то нам освободили руки. В кисти сразу впились тысячи иголок. Я судорожно принялся растирать запястья, но тут же получил тычок в спину.
– Пошевеливайся! – раздалось сзади.
Нас повели по длинному коридору в дальний конец, где небольшое расширение было перегорожено решёткой, и втолкнули в узкую дверцу. Лязгнул замок, и мы остались в темноте, слабо освещаемой только небольшой неоновой лампочкой на стене. На длинных ящиках, составленных вместе, валялись засаленные вонючие тюфяки, на таком же ящике стояли несколько алюминиевых кружек и мисок, а в углу расположилось ведро, судя по запаху, для отправления естественных надобностей. Я прошёлся по импровизированной камере, взял в руки миску и провёл по внутренней поверхности пальцем. Не первые мы здесь. Далеко не первые. Миска в остатках еды, ведро давно уже используется по назначению, да и тюфяки примяты так, что понятно сразу: спали на них.
– А с вооружением у них всё в порядке, – проговорил я, усаживаясь на выбранное место.
– С чего это ты взял? – удивился Герыч.
– А ты к ящикам присмотрись. Не видишь, что из-под автоматов? Не иначе, какой-то склад оружейный бомбанули.
– Неужели вояк тряханули?
– Вряд ли. Кишка тонка у них, на вояк переть. Скорее, с зоны это. Слыхал я, что в первые же дни кто-то охрану СИЗО перебил. Тех, кто не обратился.
– Так там же полная зона была зомбаков!
– Это внутри, за запреткой. Они, наверное, до сих пор там сидят. Вряд ли кто-то ворота открыл и их наружу выпустил. Дураков нет. А на внешнем периметре оставались ещё выжившие. Оттуда оружие. Точно.