Нынче всё наоборот - стр. 6
Я зашёл в магазин, купил кедровых орехов на весь полтинник и высыпал их на тротуар. Все голуби перелетели ко мне, а тот ласковый – самый первый. Пенсионерка обиделась и сказала, что я бездельник. И мне было очень приятно. Мне нравится, когда меня ругают люди, которые мне не нравятся.
Вот когда меня ругает Елизавета Максимовна, наша классная руководительница, мне как будто даже щекотно. Потому что она мне не нравится.
Если Вика Данилова – мне всегда смешно. Я её терпеть не могу. Она староста.
Только когда ругают папа и мама, выходит как-то непонятно. Я их люблю, но все их слова уже наизусть выучил. Поэтому получается не смешно и не обидно.
А если бы меня выругал какой-нибудь фашист, я бы, наверное, на небо залез от радости.
Почему мне не понравилась пенсионерка, это уж я не знаю. Но из-за неё я истратил последний полтинник. А Зинаида больше денег не даст до конца недели. Она и сегодня дала, просто чтобы отвязаться. С утра она не пошла в институт, потому что не успела приготовить чертёж. Она приколола к столу большой лист бумаги и принялась чертить. Когда она чертит, к ней лучше не подходить – дрожит над своими чертежами, будто они из золота.
Я ходил, ходил по комнате и завёл «Бамбино». Это моя любимая пластинка. Проиграл раз десять. Потом – на другой стороне. Там похуже, но тоже ничего. Потом опять поставил «Бамбино». Зинаида мне говорит:
– Костя, тебе не надоело?
– А тебе?
– Мне надоело!
– А мне нет.
– Мне мешает.
– Почему мешает? – спросил я. – Ты же чертишь, а не поёшь.
– Я тебе сейчас объясню, – говорит Зинаида. – Подойди поближе.
Я, конечно, не подошёл. Но «Бамбино» поставил ещё раз и говорю:
– Попробуй тронь. Я тебе весь чертёж тушью залью – и тебя из института выгонят.
Зинаида подняла голову, посмотрела на меня сквозь свои очки:
– До чего же ты вредный, Костя! Неужели ты сам не видишь, какой вредный?
Я говорю:
– У меня очков нет – вот и не вижу. Дай твои поносить.
В это время пластинка кончилась, и я завёл её снова.
– Ты пользуешься тем, что мама в отъезде, – говорит Зинаида. – И ещё ты пользуешься тем, что тебя бить жалко, потому что ты маленький.
А я отвечаю:
– Это мне тебя жалко.
С Зинаидой я всегда спорю, потому что она меня всё время воспитывает. Я вообще люблю спорить. Папа говорит, будто внутри меня сидит невидимка. И будто, когда у меня получается что-нибудь хорошее, то это я сам делаю, а когда спорю или дразнюсь, то это – невидимка. Папа говорит, что раньше невидимка был сильнее меня, а теперь у нас силы примерно равные.
Но с Зинаидой я и без невидимки справлюсь одним пальцем.
– Неужели у тебя совсем совести нет? – говорит Зинаида. – Вот хоть настолько, – и показывает ноготь.
А я отвечаю:
– В лесу родилась ёлочка.
Это очень просто: если хочешь разозлить человека, нужно отвечать совсем не то, что он спрашивает. Например, тебе говорят: «Ножик есть?» А ты отвечаешь: «Спасибо, я уже пообедал». Или: «Куда идёшь?» А ты: «Ага, у кита хвост большой».
Зинаида увидела, что от меня не отделаться, и говорит:
– Ладно, я тебе тридцать копеек дам. Сходи в кино.
– Дай пятьдесят – тогда пойду.
– Вымогатель, – говорит Зинаида.
И тут вдруг я обиделся: я всегда обижаюсь, если меня хвалят или обзывают. Наверное, я всё-таки гордый.
– Раз так, – говорю, – раз вымогатель, то я бесплатно уйду.