Няня на месяц, или Я - студентка меда! - стр. 42

– Это правда! Мама, скажи! Ты сама так говорила! – Владик призывает, повторяет злорадно. – Все знают, что вас родители бросили! Си-роты – вот вы кто! И Кирилл ваш от вас скоро откажется, так и знайте, сироты!

Ян всё же вырывается, выкручивается из моих рук, и Владика на землю под оханье сороки, которое перерастает в ультразвук, он опрокидывает.

Кричит ожесточенно:

– Не смей, не смей так говорить!!!

– Ян!

Владика он молотит беспорядочно, вцепляется в него мертвой хваткой, не разнять.

– Нас никто не бросит! Нас любят! Мы не сироты!

– Мама!!! – Владик визжит.

И расцепить этот клубок невозможно.

Мне расцарапывают руку и заезжают по ноге, когда я пытаюсь их растащить. Мельтешит сорока, причитает и скорее мешает, чем помогает. Не вмешиваются другие родители, что со своими спиногрызми столпились полукругом, смотрят.

А Яна лезет.

Вопит гневно, что надо помогать, врезать Владику, и я уже сама готова заорать благим матом в лучших традициях Эля, когда рядом звенит сталью голос Лаврова:

– Разошлись все.

Ему удаётся отодрать Яна от противника за секунду, удержать брыкающее и орущее тело, и мне, найдя взглядом, он командует ледяным тоном:

– Быстро домой.

***

Сорока прибегает почти сразу, и с ней, едва слышно выругавшись, уходит разговаривать Кирилл Александрович, не предлагает пройти.

И общаются они в прихожей.

И от его арктического вежливого тона хочется поежиться даже мне.

Но не сороке.

Она выступает, ругается.

И дверь кухни я поспешно закрываю, кидаю строгий взгляд на Яна, который порывается со стола спрыгнуть, выбежать ко взрослым отстаивать правду, выложить свою версию произошедшего, что от рассказа сороки значительно отличается.

На безобидного мальчика её Владик точно не тянет.

– Он первый начал, – суслик бурчит, когда я прикладываю к его левому глазу замороженное мясо, шипит, пытаясь мою руку убрать. – Холодно.

– Потерпишь.

– Ты нам веришь?

Он всё-таки отводит мою руку, смотрит на меня упрямо.

Серьёзно.

– Верю, – я вздыхаю и лёд к начавшему заплывать глазу снова прикладываю, – но драка не лучший выход. Надо… уметь мирно урегулировать конфликт, и вообще на дураков внимание не обращают.

– Нет, – Яна несогласно фыркает и, пододвинув стул, забирается на стол, усаживается рядом. – Мы что, должны были промолчать?!

Я прислушиваюсь к воплям сороки.

И педагогические навыки – это не моё, потому что… суслики, чтоб их, правы, и на их месте я бы поступила точно также.

Я на своём-то месте готова была поступить, как они, а потому мирное урегулирование конфликтов может идти в задницу.

Вместе с сорокой.

– Нет, – я признаю.

Лезу за ватными дисками и перекисью, ибо бровь у Яна рассечена, сбиты костяшки, на которые подуть я обещаю.

– То есть мы правы? – Яна настырничает.

– Правы, – я бормочу, заставляю суслика повернуться ещё больше к свету .

Рассматриваю его боевое ранение, и зашивать, кажется, не надо, но Кирилл Александрович пусть лучше смотрит сам.

Кто из нас специалист с дипломом?

Не я.

– Тогда ты скажешь Кириллу, чтоб он не ругался? – они спрашивают хором.

И я замираю.

Скашиваю глаза, чтобы увидеть два напряженных взгляда. Суслики – чужие дети, я не имею к ним никакого отношения и уж тем более мне не следует говорить что-то Красавчику про воспитание, мне не стоит вставать на их сторону, защищать.

Это не мое дело.