Новая эра. Часть первая - стр. 61

, стал кипу носить, и решил остаться, а жена не хотела и вернулась, потом они развелись, они вообще-то всегда плохо жили…, он тут тоже устроился, постепенно стал отходить от религии, жениться все не получалось, уж сколько подруг я ему подсовывала, он вообще такой видный мужчина, в общем, он решил обратно в Америку возвращаться, но перед отъездом вот обрезание себе сделал….

– Чтоб быть евреем до конца.

От Л: Я твоего Портоса даже зауважала за «8 марта»

целую тебя в глазки

оп-па, ма кара26?

От Л:

ма кара ма кара нишбера а кеара27. А что Зайчик теперь вместо Бар Селы?

И кто такой Раймонд де Шатильон, пардон?

Ты получил вместе с Dio Барселону на русском и Монсерат? Когда поднимались в Монсерат тоже все было в тумане, даже не молоко, а свинец, потому что туча – очень похожие ощущения с твоими от Герата – забыла еще фотки вложить, кот. я сделала. И еще в театре-музее Дали есть мумия-саркофаг, одетая в доспехи из печатных плат (к вопросу о деградации и транзисторах)

Целую тебя в щечки

14.4. Да, Зайчик вместо. Это хорошо

а Раймонд де Шатильон – бандюга-крестоносец, очень колоритная личность. И Монсерат с Барселоной я получил, спасибо.

15.4.2000. Утром позвонил Мирон и сказал, что видел в «Вестях» статью Шамира, где он обзывает меня фашистом и импотентом, сравнивает с Розенбергом, в общем, всякие гадости. Звоню Гольдштейну, он подтвердил, но утешил, что это не в субботнем номере, мало кто прочитает. Жалко, говорю, что не в субботнем, пусть читают, подумаешь, фашистом обозвал.

Ну, говорит Гольдштейн, он еще и о литературных достоинствах отозвался уничижительно, и вообще статья довольно злобная, что особенно странно после вечера, где он был так дружелюбен…

Ну да, и в газете, где мне предлагают сотрудничать. Кто-то решил обосрать, чтоб не задавался?

В лесу было не жарко. И мясо не пережарили. Как всегда гуляли втроем, вспоминали приключения в домах отдыха по профсоюзным путевкам. Мирон говорит: «Это вообще было гениальное социльное изобретение советской власти, на Западе ведь не принято отдыхать отдельно, а тут профком-завком путевку подарил, хошь-не хошь, вот и съезжались со всей страны замужние женщины и женатые мужчины на две недели свободной любви.»

16.4. От Веселова. Привет, Наум! Поздравляю!

Страшно рад письму. В нем тепло Вашей страны. У нас этого сильно не хватает – холодно и мутно.

Завтра пойду за «Хрониками».Привет Вашей солнечной супруге.

До встречи.

Саша.

Дорогой Саша!

Спасибо за поздравление и особенно за рисунок (это Фонтанка?) – я ваши рисунки очень люблю.

Всегда Ваш

Наум

Ездили с Р в лес. Завтрак на траве. Лежали, обнявшись, целовались. Потом все-таки залезли в машину.

… – Ой, я уже лет тридцать как в машине не трахалась! … А ты, оказывается, умеешь быстро!

– Ну, ты же любишь быструю езду?

– Да, если много раз.

– Ну, сколько можно…

– Сколько можно? Не хочу тебя огорчать, ха-ха-ха!

Потом опять лежали, обнявшись, на скатерти, смотрели на поляну с редкими елями. Одна ель засохла, умерла, только на верхушке торчат три ветки с пожелтевшими иголками, согнувшимися вниз, как маленькие желтые балдахины.

Позвонил Гринбергу. Настроен благодушно. Прочитал из книги 50 страниц.

– Могу по этому поводу процитировать: «Они свою образованность хотят показать, вот и говорят о непонятном».

Рассуждения, говорит, примитивные. Но заказал 20 книг для магазина, а пока дойдут – попросил прислать или привезти парочку. По ходу нашего разговора позвонил по другому телефону Эдельштейн, он ему сказал: «Заходи», и мне: